Мне иногда приходитcя будить и призывать на помощь тёмные стороны своей души, просто чтобы иметь силы позабавиться тем фактом, что всё, что считается нашим обществом добродетельным, правильным и нормальным, я считаю совершенно неприемлимым. А то, что я считаю нормальным, всем вокруг кажется извращённым. Я однажды найду себя на кладбище, режущим петуха в угоду Сатане - и тогда всё станет на свои места, мир не безумен, просто я отрицательный персонаж

---

Сегодня отступили морозы (-18 - это всё же тепло). Но февраль ещё свое возьмёт.
У меня есть три открытки, кто-нибудь хочет? Но этот кто-то должен быть ещё не в настроении для сжигания Мары и победы над зимой и смертью, потому что открытки очень зимние.

---

 IndRad, здравствуй, загадочный незнакомец!
Давно ничего не слушаю, заглянул недавно в свою музыку - поудалял кое-что. Вот три трека из удаленного.

---

Девственная плева формируется и выглядит по-разному, и это объясняется тем, что у нее нет ни репродуктивной, ни какой-либо другой функции и она не формировалась в результате эволюционной селекции человеческого организма.

дальше

Это своего рода побочный продукт, небольшой бонус, полученный нами в ходе эволюционного развития, — примерно как соски у мужчин. Девственная плева — это аналог мужского семенного холмика, такого выступа в предстательной части уретры, где она проходит сквозь простату и соединяется с семявыносящим протоком.
На примере девственной плевы хорошо видно, как порой мастерски человек превращает строгие анатомические факты в легенды. Вот есть орган, не имеющий никакой биологической функции, но в западной культуре давным-давно сложился целый миф о том, для чего предназначена девственная плева. Ничего общего с биологией эта история не имеет — и создана она для того, чтобы контролировать поведение женщины. Кто-то разглядел у устья вагины «барьер» и решил, что его надо считать признаком «девственности» (которая с точки зрения биологии не имеет никакого смысла). Такая странная концепция могла появиться только в обществе, где женщины считались почти что собственностью, а их вагины были их самым ценным активом.

Эмили Нагоски. Как хочет женщина

---

Спенсер Туник фотографирует только голых людей, а не помню у него ни одной сексуализированной фотки. Только трогательная красота человеческих тел.

дальше

---

Книгогод 2017 начался!

Цели две: читать толстое и бумажное. Авторы двух полов хотя бы

Списка два: художественный (+ часть два) и нехудожественный
__________________________________________________________
Итого игого

55 книг. Это мало, и это хорошо: до этого три года читал по сотне, и в этом году решил поубавить.
14 нехудожественных, 41 - художественных.
34 автора, 21 авторка (38%)
6 своих бумажных книг. Обоже, они копятся.
13 книг больше пятиста страниц. Затык с чтением толстых книг остался: я скорее прочитаю три по триста страниц

Нехудожка в этом году у меня почти вся была очень хорошая.
С художкой хуже.

Назову хорошими:
Йон Айвиде Линдквист. Впусти меня
Ширли Джексон. Мы живём в замке
Тед Чан. История твоей жизни и Купец и волшебные врата
Юкио Мисима. Падение ангела
Марсело Фигерас. Камчатка
Вергилий. Энеида
Маржан Сатрапи. Персеполис
Энн Бронте. Незнакомка из Уайлдфелл-Холла

Развлекли: Марисса Мейер и Пьер Леметр.

Брал два серьезных челленджа с Достоевским и другими толстыми хорошими книжками — провалил оба. Зато с интересом играю в оба тура ФФантGame (с единорогами и нечистью), и начал Книжное Путешествие с ведьмаком (уже застрял на первом ходе, с эпическимъ Стивеном Эриксоном).

запись создана: 06.01.2017 в 18:04

---

В пятницу видел грузовичок Почты России, пробирающийся сквозь пробку с мигалкой.
— Ну-ну, — подумал я. А стоило, наверное, прокричать в след "Эй, где всё моё?" Не знаю, за что переживать сильнее: за свои заказы, или за отправленные мною без конвертов слишком мягкие для этой жизни открытки.

Итоги года?

хорошенького мало

❅В начале года у меня была чёткая цель, и то, что она проёбана, стало кристально ясно примерно к весне. Проёбана так безнадёжно, что осталось положить хуй, отвести глаза, и переключиться на будничное выживание.
❅ Дохера болею в этом году, сейчас все лапки в синяках от капельниц. Мне пришлось признать, что я не сверхчеловек, болезни и инфекции меня настигают.
❅ Кажется, перессорился со всеми друзьями. Или как это назвать, когда не было ни ссоры, ни конфликта, но общение перестало ощущаться как дружеское?
❅ Зато по-настоящему люблю своих новых коллег на работе. Весь отдел - команда психов. Ясно помню как год назад, впервые познакомившись, я с лёгким ужасом думал: "Они сюда подобрались все ебанутые, или от работы здесь такими стали?" Теперь знаю: подобрались.
❅ Работа же дала чувство смысла, в терминах экзистенциальных данностей. Чувство новое и интересное.

на больший анализ я сейчас не способен

---

Фильмы 2017

а заведу-ка я в этом году список фильмов.

★ хорошо ★ ★ отлично ★ ★ ★ идеально

14 штук

1. Как приручить дракона 2010 ★
Нормальный мультик, но ничем не впечатляющий особо. О нём так много и хорошо отзывались, что я было ожидал чего-то вроде "Вверх!" по уровню, что-то, что захочется пересмотреть

2. Орудия смерти: Город костей 2013 ★
Янг-эдалт. Грим и спецэффекты меня потрясли. Я бы хотел запостить гифки, но тумблер забит целовашками. Сценарий дырявый на сквозь, к сожалению. Зато франшиза ужасно ламповая. Все эти сойки-дивергенты и прочие базируются в скай фае и постапокалиптике, а город костей - городское фэнтази. С оборотнями и гейской линией. Так и веет домашним фендомом. Иии фильм кончается тем, что главная героиня и секазный пацанчик с которым они искрили весь фильм оказываются родными братом и сестрой. Прелесть.

3. Ла ла лэнд. 2016 ★ ★
Отличный фильм, на который я ходил в самом начале показа, вообще без каких бы то ни было представлений о том, что я собираюсь смотреть. Чудесный сценарий. У меня почему-то было предубеждение против Эммы Стоун, но она оказалась очень классной

видео

4. The VVitch: A New-England Folktale. 2015 ★ ★ ★
А вот так выглядит великолепное кино. Свет, музыка, сценарий, операторская работа, игра актёров - всё просто идеальное. Атмосфера Новой Англии 17-го века по аутентичности как в "Суровом испытании". Диалоги из документов. Сюжет из фольклора. Люто рекомендую




5. Холистическое детективное агентство Дирка Джентли 2016 ★ ★
1 сезон, 8 серий
Я много раз пытался въехать в Дугласа Адамса. Я его смотрел, читал, курил — всё равно не врубался. Но этот сериал, о! — не знаю, много ли тут осталось от оригинала, но сериал прекрасен.



Снято дорого-богато, видно, что не нэтфликс какой-нибудь делал. Музыка, декорации, эффекты, актеры - вполне себе достойные.
Сюжет может быть сколь угодно хорош, но для сериала, как для детектива - главное, чтобы за персонажами хотелось следить. Здесь персонажи цепляют, выбирать зрителям есть из кого. Элайджа Вуд, правда, продолжает отыгрывать свою роль из «Уилфреда», ну да ладно, у него глаза красивые.

Зато есть британская заинька Дирк Джентли, регулярно переходящий от сводящего скулы оптимизма и энергичности к трогательному душевному стриптизу со слёзками в глазах



Есть холистический ассасин Барт, отфактуренная под криповатого серийного убийцу рэднека (коим, в принципе, и является). И этой серийной убийцей невозможно будет не умиляться.



Есть Аманда, за которой ухаживает стая инкубов - и это дико мило. Пугающе, но мило.



Вообще сериал скачет от дикого к милому. Сочетает убийства, похищения, тяжёлое психическое расстройство с шутками и комичностью злодеев — и при этом не является чёрной комедией. Такой своеобразный стиль не мешает пригламурить сюжет к голливудским канонам: "тайный проект ЦРУ собирает особенных людей, они такие милые, а ЦРУ такие коварные и жестокие".
Буду ждать второго сезона.

Почти всё, что нужно знать о сериале в одном отрывке:



В предыдущем видео не хватало Масленницы проекта "Marzanna"



6. Багровый пик. 2015 ★

отзыв

Смотреть стал из-за костюмов.





В итоге, красотами платьев доволен, дизайном призраков доволен, а вот дизайн зловещих локаций похож на картонные декорации к хэллоуину, на мой взгляд. Постановщик как бы говорит: "уууу, поглядите на комнату Люсиль! Сколько тут всего понавалено! Отрезанные локоны! Реквизит! Чувствуете тим-бёртоновскую жилку? чувствуете зловещесть?". А ты чувствуешь только картон.



Каст между тем отличный. Характерные для своих ролей.


Ой, кто же в этом фильме злодей?

Дальше про особенности сюжета.

Сам сюжет для одноразового развлекательного фильма - норм. Я хочу поговорить о деталях, зацепивших моё внимание.

Напомню: главная героиня, Эдит, выходит замуж за бедного английского лорда и его сестру, который увозит её в своё поместье, находящееся посреди ничего и поверх шахты.



По дому расхаживает призрак, который приводит Эдит к догадке, что её муж - Синяя Борода, а она пятая, что ли, по счёту жена.
Теперь детали

1. Меня весь фильм раздражал эксгибиоционизм сценариста. Всё происходит публично. Объяснения в любви, нелюбви, танцы-шмансы, всё максимально драматизировано и делается в присутсвии скандализированной массовки. Это бы не резало глаз, если бы многократно не повторялось


2. Слегка выбесило, что Синяя Борода под конец фильма показан как бы няшей. Это всё злая сестра-убийца творила ужасы, а он просто не мог сказать нет. И он ЛЮБИТ Эдит, это же так мило. Получается только, что предыдущие жёны как бы недостаточно хороши были, а Эдит ОСОБЕННАЯ, поэтому он её и любит (это прямо так напрямую в фильме и проговаривается).
С другой стороны, возможно прием ну-теперь-он-её-любит использован для того чтобы вывести его из строя к финальной битве. Хороший Парень получает нож в бочину и не успевает изобразить спасителя принцессы. Плохой Парень её-любит и получает нож в лицо, после хорошо раскрывающих его характер метаний и компромиссов. Значит остаётся девочка против девочки финальная битва. Ну ок.

3. Когда я увидел Люсиль, сестру Томаса-Синей-Бороды, я подумал, что она спит с братом. Так и оказалось. Если бы моя фантазия про инцест не подтвердилась, можно было бы винить только мои грязные мыслишки, но раз инцест и правда оказался в сценарии, то как я сразу догадался? Через две недели после просмотра фильма до меня ДОШЛО.
Единственная, блядь, причина, по которой женские персонажи появляются в фильмах, это секс с мужскими персонажами, и это, блядь, такое работающее правило, что катит даже с родными братьями и сёстрами.

Когда соберусь ещё что-нибудь посмотреть, хочу чтобы фильм проходил тест Бекдел




7. Рик и Морти. 2017 ★

тыц

3 cезон, 10 серий
Два года ожидания, и я разочарован. Понравились эпизоды про Самер в постапокалиптическом мире, эмоциональный детокс и про Цитадель.



8. A Very Potter Musical 2009 ★

тыц

Поверить не могу, что раньше не посмотрел эту нетленку фэндома. Действительно смешной мюзикл!



9. Философы: урок выживания. 2013 Оценка: Господи, как меня бесит этот фильм!

тыц

Замысел фильма очень многообещающий: учитель философии на последнем уроке в выпускном классе, в ответ на вопрос "а на фиг нам эта ваша философия в обычной жизни?" предлагает сыграть в мафию мысленный эксперимент. Ядерная война, бункер на 10 человек, а нас 21. Вот вам карточки с профессиями, тяните наугад, а потом будем решать, кто умрет. Это могло бы быть отличным психологическим триллером, даже если бы они снимали не выходя из комнаты.

Но ни исследования этических проблем, ни катарсиса в фильме не случается. Пара героинь реагирует на игру как жестокость и подлость со стороны учителя, что можно было бы расценить как раскрытие характеров школьников - они, мол, ещё не в курсе, что по жизни придётся принимать тяжёлые решения. Вот только сценарист на стороне школьников, и вывод, к которому он нас в итоге фильма подводит - философия и логика такая фигня, давайте жить чувствами!

спойлер

Во-первых, когда ученики играют третий раунд игры по-своему и закономерно умирают, это не выглядит смертью во имя этического решения. Это выглядит как назло мамке уши отморожу. Во-вторых, один из школьников считает, что игра и выпавший ему жребий - это наказание со стороны учителя. Сценарист в итоге это подтверждает, но я так и не понял, в чём заключалось наказание. В-третьих, учитель, блядь, спит со своей ученицей, а она спит ещё с одноклассником, и потому учитель стреляется (?) в конце. Откуда это вообще и зачем?.

Ох, как я хочу увидеть хороший герметичный психологический триллер.

10. Холодное сердце 2013 ★ ★

тыц

Во-первых, это 3D графика так хорошо выглядит? Потрясающе. Сцена, где пилят лёд, сцена, где Эльза бежит по льду!



Во-вторых, таких сюжетов я не видал. Этичный, не-токсичный, порой. кажется, даже излишне поучительный, но для детской сказки морализаторская функция это нормально, если мораль не устарела (как в Рапунцель). Что, Акт Настоящей Любви - это может быть активное и смелое действие со стороны девушки, а не ожидание принца-спасителя (желательно лёжа в гробу)? Я этого настолько не ожидал, что даже не сразу понял, что произошло. Плюс отличные персонажи, и мужские, и женские, и не антропоморфный олень, и Олаф, конечно же.
В-третьих, Идина Мензел потрясающе поёт.

В общем, отличный диснеевский фильм, и я жду, когда в ноябре выйдут "Приключения Олафа"







11. Последний богатырь 2017 ★
Действительно не ожидал - по-настоящему хороший фильм.
Подводят дешевые костюмы косплееров и макияж, но сюжет - ок, молодцы.

12. Малефисента 2014 ★
Я видел гифсет, где Малефисента просыпается и видит, что во сне ей отрезали крылья. Это настолько страшная сцена, что очень долго не смотрел фильм.
А фильм прекрасный, Джоли - моя богиня



13. Загадочная история Бенджамина Баттона. 2008
Фильм - доказательство того, что для хорошего сценария неважен сюжет. Из такой херни при правильном построении сценария с грамотной расстановкой кульминаций даже вышел фильм.

14. Potiche/Отчаянная домохозяйка 2010
Франсуа Озон по пьесе 1980-го года. Забавно, типично, но смущает отсутствие какой-нибудь кульминации.

запись создана: 06.04.2017 в 20:53

---

 aya_feechka, привет! Знаете, в чём минус профиля без дневника? Ваших вкусов не вижу, а значит, приветствовать буду на свой
Бурлеск артисты близнецы The Beau Belle Brothers

дальше

---

Книги 2017. Художественные. Часть 2

Шкала трёхбалльная, без неудов, сияющая звездочка — не оценочная, она отмечает книгу, которую я порекомендую любому.
★ хорошо ★ ★ превосходно ★ ★ ★ идеально

Статистика

Статистика
♂ 23 / ♀ 18
Бумажные: 4
Толстые: 9

- горячо рекомендую. Можно брать и читать
- бумажная книга из моей библиотеки
- гей-тема
________________________________________________________________________________

список

41. Карен Мейтленд. Маскарад лжецов 2008 ★

отзыв

Двойной намек - и ложь, и маски - в переводе названия явно излишен.

Простенькая развлекательная книжка, загадки в средневековых декорациях. Финальная разгадка настолько неожиданна, что я удивился даже при том, что мне рассказывали развязку "Средневековость" персонажей вызывает сомнения. Толерантность к геям? Я вас умоляю! И молятся они как-то маловато

40. Йон Айвиде Линдквист. Впусти меня 2004 ★ ★ ★

отзыв

512 с
Фильмы (шведский и голливудский) я не смотрел.
Про книгу я знал, что она про то, что у мальчика-подростка соседка, его ровесница — вампирка.

Если бы не взял книгу на игру в лайвлибе, то отбросил бы в омерзении после первой главы. Травля в школе, сломленный и озлобившийся подросток, кидающий нож в дерево, фантазируя о смерти мучителей, маньяк, в то же время спускающий кровь из другого подростка... Бросил бы, и совершенно напрасно.

Это ОЛДСКУЛЬНАЯ книга про вампиров. Можно перестать горестно вздыхать о том, что у нас были вампиры Поппи Брайт и Энн Райс - извращенцы и людоеды, а у нового поколения, мол, сумерки, закат жанра.

Сюжет не даёт оторваться или расслабиться. Персонажи - великолепны. Сначала по инерции думаешь "сейчас Оскар сделает вот это", потому что это было бы естественно для развития сюжета, но Оскар делает и думает что-то совершенно другое, потому что он живой двенадцатилетний мальчик, черт возьми. И все персонажи такие же живые. Кое-где Линдквиста пробивает на простоватые сентиментальные приемчики, но не ставлю ему это в вину, потому что историей вампира Эли он зажёг моё сердце вполне всерьёз.

— Что значит — никто?
— Никто. Не ребенок. Не взрослый. Не мальчик. Не девочка. Никто.

39. Рэй Брэдбери. Что-то страшное грядет 1962 —

отзыв

Сначала смутила претенциозность стиля. Я должен находить это поэтичным? Я нахожу это утомительным. Кое-какой саспенз Брэдбери удался, но темы цирков и страха старости меня не увлекли. Финальная победа Добра над Злом в виде убийства мальчика взрослым мужчиной меня просто потрясла. Мальчик - не ребенок, а колдун, превратившийся в ребенка (и ведущий себя в сцене убийства как ребенок), но от этого не легче. Хотел запостить сюда цитату, но это слишком отвратительно

38. Ширли Джексон. Призрак дома на холме 1959 ★ ★

отзыв

Джексон — настоящая серьезная писательница, пишущая при том про привидений. Книга про замок понравилась мне больше, возможно потому что книгу про дом я понял меньше) Нет, в сюжетном плане "Призрак дома на холме" понятен, но меня не отпускало чувство, что я недопонял какой-то намек, полутон, что-то Ширли имела ввиду.

как пишет Джексон

— Тогда почему я? — Элинор поочередно обвела их глазами. Я не с ними, я избранная, подумала она неожиданно для себя и сказала быстро, просительно: — Я чем-то привлекла к себе больше внимания?
— Не больше обычного, дорогая. — Теодора стояла у камина, постукивая пальцами по доске. Говоря, она с широкой улыбкой смотрела на Элинор. — Может, ты сама это и написала.
От обиды Элинор едва не сорвалась на крик.
— Думаешь, мне хочется, чтобы мое имя было написано по всему этому гадкому дому? Думаешь, мне приятно быть в центре внимания? Я не избалованный ребенок, как некоторые. Мне совсем не по душе, когда меня выделяют…
— И просят о помощи? — весело закончила Теодора. — Быть может, дух бедной гувернантки наконец отыскал способ себя выразить. Может, она просто ждала какую-нибудь серенькую, робкую…
— А может, ко мне обратились потому, что никаким призывам не пробить твой железобетонный эгоизм. Сочувствия и доброты во мне…
— А может, ты сама это написала, — повторила Теодора.
Как всякие мужчины, оказавшиеся свидетелями женской ссоры, Люк и доктор молча стояли в сторонке, растерянные и огорченные. Наконец Люк сказал:
— Ну хватит, Элинор.
Элинор резко повернулась и топнула ногой.
— Как ты можешь! — выдохнула она. — Как вы все можете!
И тут доктор рассмеялся. Элинор недоверчиво посмотрела на него, потом на Люка, с улыбкой ее разглядывающего. Что со мной не так? — мелькнуло у нее, потом: а ведь они думают, Теодора нарочно меня злит. Чтобы привести в чувство. Стыдно, когда тобою так манипулируют. Она закрыла лицо руками и села.
— Нелл, дорогая, — сказала Теодора. — Прости.
Надо что-то ответить, думала Элинор. Сделать вид, будто я благодарна им за участие и стыжусь себя.
— Нет, это ты прости. Я перепугалась.
— Ничего удивительного, — ответил доктор, и Элинор подумала: какой он наивный, как его насквозь видно. Верит в любую глупость, какую ему скажут. Даже в то, что Теодора меня встряхнула. Она улыбнулась ему и подумала: ну вот, я снова со всеми.
— Я правда боялась, ты сейчас забьешься в истерике, — сказала Теодора, вставая на колени перед креслом Элинор. — Я бы на твоем месте точно забилась. Но мы не можем позволить, чтобы ты дала слабину.
Мы не можем позволить, чтобы в центре внимания оказался кто-нибудь, кроме Теодоры, подумала Элинор. Если от меня отвернутся, то сразу все. Она погладила Теодору по голове и сказала:
— Спасибо. Я правда чуточку сорвалась.
— Я думал, вы подеретесь, — заметил Люк, — пока не разгадал стратегию Теодоры.
С улыбкой глядя в сияющие глаза приятельницы, Элинор думала: только стратегия Теодоры состояла совсем в другом.

37. Патриция Бриггз. Призванные луной. 2006 ★

отзыв

Для игры на лайвлибе нужна была книга про оборотней, и я обнаружил, насколько ликантропы менее популярны, чем вампиры Выбора не было никакого
Главная героиня серии книг молодая женщина по имени Мерси - не волк, волки это оборотни европейские, а отец Мерси коренной американец, и она "ходящая" - перекидывается в койота по собственному желанию. Но таких как она настолько мало, что она и сама не встречала, а вот оборотней-волков, живущих патриархальными стаями и контролирующих территорию - до хера.
Этот мир строгой иерархии и традиций, отражающий мир волчьей стаи - альфа, волки-самцы, и самки без мужчин в самом низу иерархии. Волчиц в приключениях героини не будет, только волки, половина которых будет за ней увиваться. Но с другой стороны и мужской мир, и этот, простите, омегаверс с альфами, воле которых невозможно сопротивляться, Бриггз пишет вроде без фетишизма, а часто с осуждением, и намеком, что уж её героиня с таким мириться бы не стала.

Голос его был сладким, как патока; но мать научила меня, что следует верить первому, что исходит из уст мужчины: именно это правда. Если у мужчины есть время подумать, он меняет сказанное на более социально приемлемое, на что-то такое, что тебе понравится и поможет ему легче достичь своего.

Приключения и детектив ничего так, увлекательные, мир тоже достаточно любопытный. Но следующие книги читать не буду.

„Вампирская политика, — подумала я. Люди, вервольфы и вампиры — не имеет значения: достаточно собраться более чем троим, и начнется борьба за власть“.

36. Оливье Ледруа, Томас Дэй. Вика и ярость Оберона. 2014 ★ ★

отзыв

Шикарный комикс про фей. Первый том.





35. Фернандо Вальехо. Богоматерь убийц. 1994 ★

murder husbands

Считается беллетризованной историей реального возвращения автора на родину в Медельин, городишко в Колумбии. Оно и понятно, считаться не беллетризованной биографией история о том, как автор живёт с несовершеннолетним мальчиком-убийцей из трущоб, просто не может.

Дед, если ты меня слышишь там, на другом конце вечности, я объясню тебе, кто такие наемные убийцы: это подростки, а иногда и дети, убивающие по заданию. А взрослые мужчины? Обычно нет: убивают дети и подростки, двенадцати, пятнадцати, семнадцати лет, как Алексис, моя любовь. У него были зеленые глаза — глубокие, чистые, неповторимые, — все оттенки буйной тропической зелени и много чего еще. Глаза чистые, но сердце с изъяном.

В городе царит полное беззаконие, убивают днём на улицах, и автор, ненавидя то, во что превратился город его детства, сам не замечает как вписывается в новую реальность, становясь её аутентичной частью. Покупая своему прекрасному и беспечному возлюбленному патроны к револьверу, он с удовольствием глядит как мальчик убивает для него.

На задворках собора упражнялся в своем ремесле мим, передразнивая случайных прохожих. Но лишь обладателей приличного и беззащитного вида, ни в коем случае не какое-нибудь хулиганье, из боязни получить в зубы. Собралась кучка наблюдателей, хохотавших от души. Сколько таланта проявлял этот ученик Марселя Марсо — просто чудо! Вы идете, он идет тоже. Вы остановились, он остановился. Вы задумались, он задумался. Вы поглядели в сторону, он поглядел в сторону. Настоящий мастер своего дела. Когда мы вышли из такси, он передразнивал почтенного сеньора, одного из тех беспомощных, допотопных существ, которые пока что встречаются в Медельине, напоминая о том, кем мы были и кем перестали быть, и о монументальности катастрофы. Осознав наконец, что стал посмешищем зевак, сеньор униженно остановился, не зная, как быть. Мим тоже замер, не зная, как быть. И тогда ангел выстрелил. Мим покачнулся, перед тем как упасть, рухнуть с ничего не выражавшей белой маской на лице. Кровь потекла с его долбаного лба, окрасив алым его долбаную белую физиономию. Жмурик упал, и один из зрителей выдал реплику, уверенный, что его не вычислят: «Вот незадача, беднякам совсем не дают подзаработать». То были его последние слова: ангел услышал его и заткнул выстрелом в рот. Per aeternitatis aeternintatem. Стоящих рядом обуял ужас. Трусливо и подобострастно члены кружка опустили глаза, не желая видеть Ангела-уничтожителя. Они прекрасно понимали: увидеть его — значит подписать себе смертный приговор, ибо завяжется знакомство. Алексис и я пошли дальше по неподвижной улице.

Автор ненавидит невежество, хамство, безнаказанность, ненавидит детей и деторождение, ненавидит трущобы, бедняков и нищих. Но эту горечь можно понять

дальше будет больше фантастики и фэнтези, поттому что я играю в ФФантGame на лайвлибе

34. Клиффорд Саймак. Что может быть проще времени? 1961 —

отзыв

Огромное разочарование. Я ждал от фантаста-классика лучшего из фантастики XX века: любви к науке, любви к человеку.

Главный герой Шепард Блэйн, человек без прошлого и без личности. Есть ли у него семья, друзья, какова была его жизнь до первой страницы "Что может быть проще времени" - этого мы никогда не узнаем. Также мы не узнаем ничего о его увлечениях, идеалах, вообще ни о чём личном. Это персонаж-функция, его задача - попасть в сюжетообразующую ситуацию в начале повествования, а потом бежать-бежать-бежать. Единственный имеющийся у Шепарда метод самостоятельного решения проблем - кулаки.

Очередная драка:

Блэйн наносил удар за ударом, чувствуя, как немеют руки, как переставшие ощущать боль кулаки сотрясают Гранта, отбрасывая его все дальше и дальше.
Хотя в нем был и гнев, вовсе не гнев заставлял его безжалостно избивать Гранта, и не страх, и не самоуверенность. Им руководил простой и трезвый расчет: или он добьет стоящего перед ним человека, или ему конец.
От беспощадного удара в голову Грант дернулся назад. Тело обмякло, как будто из него враз исчезли все кости и мышцы. С глухим стуком Грант рухнул на пол и так и остался лежать тряпичной куклой, из которой вытряхнули опилки.
Блэйн позволил рукам расслабленно повиснуть и тут же ощутил саднящую боль в костяшках пальцев и перенапряженных мускулах.
«Как же у меня получилось, — недоуменно подумал Блэйн, — голыми руками превратить такого громилу в окровавленное месиво?..»

Вообще-то, никаких мыслей у Шепарда нет, только наблюдения. Мир, который он наблюдает, смесь фэнтези с НФ: глядите-ка, существуют левитаторы и телепаты, но это всё на самом деле научно, и только невежественные дураки считают их ведьмами и колдунами. Невежественные дураки при этом - абсолютно все, кто не обладает паранормальными способностями. (Ладно, проблематика людей X ясна, и в невежественные толпы я верю. Но чтобы все)

И вишенка на торте скучного повествования - бытовой сексизм. Во всей книге два женских персонажа. Первая - божественно красивая, ведьмочка-малолетка Анита, регулярно появляющаяся в сюжете, то с неба, то из кустов, исключительно для того, чтобы выполнить пожелания главного героя. Вторая - журналистка телепатка Гарриет. Тоже, "шикарная" красавица, разумеется.

Значит, Гарриет — телепат. Вот чего бы он никогда не подумал. Хотя, если ты журналист и обладаешь способностью к телепатии, самое разумное — никому об этом не говорить.
В болтливости ее не упрекнешь, подумал Блэйн и удивился, как эта женщина смогла так долго хранить свою тайну. Впрочем, напомнил он себе, Гарриет сначала журналист, а потом уже женщина.

Ой, ну слава богу, что она журналист, а потом женщина. Иначе как бы она сохранила свою тайну? Да никак! Баба же!
Гарриет появляется в сюжете, чтобы помочь герою бежать из города, используя при этом донельзя продуманный план отступления через пересохшие реки, объясняя наличие такого плана своей любовью к военной истории. Тем не менее, попав в заварушку, до этого прописываемая как железная леди Гарриет глядит на главного героя напуганными глазами и умоляет взять на себя незаконченный труд её товарища. Её товарища, с которым она работала, и чью работу вернее бы закончила сама, а не Шепард, который мимо проходил.
Но это в общем неважно, ведь эти незаконченные труды, планы, злобные корпорации и тайные заговоры повисают в воздухе незаконченными сюжетными линиями.

Потому что это не книга о борьбе за толерантность к людям Х. И не о контакте с инопланетным разумом. И не антиутопия про монополию одной компании и невежество народа. Это книга про то, как некто Шепард Блейн куда-то бежал

33. Гарри Гаррисон. Неукротимая планета 1960 ★

отзыв

Первая книга Гаррисона ещё не блещет тем юмором, с которым он позже так прославился, но зато написана гораздо более умело, чем книга Грина. Чувствуется, что пишет профессиональный писатель.
История, впрочем, всё ещё очень простая, мотивация героя не ясна (я только что разбогател... съезжу-ка я на планету, на которой все приезжие гибнут быстро и мучительно!), решения принимаются по ходу действия, словно автор на ходу сочинял сюжет.
Вывод: для развлекательной фантастики сойдет, желание узнать что будет с героем дальше не пропадает в течение всей книги, но с таким же успехом можно было бы выбрать любую другую книгу.

32. Саймон Грин. Темное сердце Лондона. 2003 ★

отзыв

Городское фэнтези стандартного разлива: потрепанный детектив, раскрывающий дела благодаря своим способностям видеть паранормальное. Я таких книг еще не читал, но видел достаточно сериалов.
Сразу чувствуется некоторая неопытность автора, начиная от неловкого приема, когда в книге от первого лица, персонаж представляется читателю. Персонаж, конечно же, мрачный одиночка с загадочным прошлым, настолько зловещий, что на темной стороне от него все шарахаются. Дальше дело вроде идет на лад, текст и увлекателен, и остроумен.

— У вас на двери дыра от пули, мистер Тейлор.
— Моль проела, — пояснил я.

А уж когда доходит до тёмной стороны, становится довольно красиво:

На Темную Сторону являются персонажи мифов и легенд, путешественники и исследователи, посетители из высших и низших измерений. Бессмертные. Живые мертвецы. Психонавты. Постарайтесь не разглядывать здешнюю публику в упор.

***
Сидящий напротив мужчина с огромным интересом читал русскую газету, под названием газеты стояла дата — будущая неделя. Чуть дальше молодая женщина, щеголявшая всевозможными атрибутами панка — от многочисленных пирсингов на лице до ядовито-зеленого «ирокеза» посреди выбритой головы, читала пухлую Библию в кожаном переплете. Но страницы книги были чистыми, и по особой белизне белков девицы я узнал в ней выпускницу Глубинной школы. Для нее, и только для нее, книга содержала бездну мудрости.

Очень порадовала такая оригинальная авторская эстетика, но к сожалению, дальше первого представления на станции метро дело не идет, обзоров темной стороны больше не будет, потому что впрыгивает Сюжет. Сюжет стремителен и беспощаден. За один день герой успевает вернуться туда, куда поклялся не возвращаться, познакомить нас с другом, через пять минут выяснить, что друг предатель, раскрыть преступление, убить монстра, влюбиться до потери пульса в клиентку (непонятно с чего), оплакать её смерть и удочерить ребёнка. В общем ясно, что у автора был мир, и была история, но не хватило навыка истории строить и рассказывать. Надеюсь, дальше Грин расписался.

Ещё у меня претензии к переводу. Вот например, буквально с соседних страниц:

Парень вытащил из-под пиджака узкую золотую косу, неприятный с виду маленький предмет, специально подогнанный по его руке. Лезвие ярко поблескивало, и я не сомневался, что оно острее бритвы. Двое его дружков вытащили точно такое же оружие. Видимо, последний крик моды. Друидская штучка.

Может быть «серп», а не «косу»? А вот про других ребят, воплощение смерти:

— Косильщики, — ответил я шепотом. Мне трудно было говорить: во рту пересохло, горло сжалось, словно его сдавила петля. — Те, что все время меня искали. Воплощение смерти, убийство во плоти…

Может быть «жнецы»?

31. Марисса Мейер. Красная Шапочка. 2013 ★

Лунные хроники - 2

Всю книгу я ждал, что киборг Зола прилетит на боевом космолете и всех спасёт. Но Марисса хуже братьев Гримм в отношении добрых сказок
Перехожу к следующей книге, потому что надеюсь на повторение первой.

30. Марисса Мейер. КиберЗолушка. 2012 ★ ★
*переворачивает последнюю страницу*
Это было здорово! А здесь... о, как мило, автор благодарит фэндом Сейлор Мун. Здорово, когда авторки, набив руку на фанфиках, пишут потом что-то своё, как, например, эта книга про будущее, где злая лунная королева при помощи колдовства пытается захватить власть над землёй.... минууууууточку. Я что сейчас прочитал аушку по сейло...
ЗАБУДЬТЕ ЧТО Я СЕЙЧАС СКАЗАЛ

отзыв

Сказка "Золушка" на новый лад. Зола Линь живет с опекуншей и её дочерьми, работая на них, как рабыня, но не по хозяйству, а механиком: чинит всякую электронику и роботов. Механик Зола лучший во всём Новом Пекине, но причину своих выдающихся способностей она тщательно скрывает: Зола киборг в мире, где киборгов за людей не считают, и прав им дали примерно столько же, сколько пылесосам.
Начинается всё как положено: Зола Линь-мей случайно знакомится с Прекрасным Принцем Кайто, читатель знакомится со злой мачехой... А потом внезапно сюжет разворачивается, и ты понимаешь, что страдания Золушки, которую не взяли на бал и заставили крупу перебирать - это просто капризы и райская жизнь по сравнению с приключениями Золы Линь.
Сюжет развивается здорово. Зола Линь замечательная. Любовная линия такая, какой бы мне и хотелось её видеть — практически отсутствующая. Они, правда, всё равно влюблённые подростки, но Золе, например, даже не приходит в голову просить принца о помощи, а основная проблема принца на протяжении книги — не быть выданным замуж попытка избежать династического брака.

Про права киборгов
Ладно бы, если б люди с описанным в книге диким отвращением относились к таким как Зола - киборгам с нейроэнтерфейсом, частично электроннные мозги - звучит достаточно пугающе. Но там есть сцена, где как с бесправным недочеловеком обращаются с бывшим рабочим, у которого протезирована рука. Это как если бы мы наших современников-киборгов - людей с бионическими протезами - сразу бы после операции переставали считать за людей. Как-то это через чур
Плюс - это именно отвращение. Зола, например, пару раз замечает, что, мол, никакой парень не захочет прикоснуться к девушке, у которой провода внутри. И это в мире, где существуют эскорт-андроиды. Похоже, авторке хотелось, чтобы Зола была аутсайдером-страдальцем и она развела киборгофобию на ровном месте.


Зола бросила взгляд на бледную луну, и ее руки покрылись гусиной кожей. Луна всегда вселяла в нее параноидальный страх, как будто тем, кто жил на Луне, было ее видно, а слишком долгий взгляд вверх способен привлечь их внимание. Суеверная ерунда, но тогда все о лунатиках было суеверием — по-настоящему жутким суеверием. Лунатики были потомками колонии землян, высадившихся на Луне несколько веков назад, но сами они больше не были людьми. Говорили, что они способны обмануть человеческое сознание — заставить увидеть и почувствовать то, чего нет на самом деле, вынудить совершить то, чего ты на самом деле совершать не хочешь. Эта противоестественная способность превратила их в жадную и жестокую расу, но королева Левана была худшей из всех.
Ей было ведомо, когда люди говорили о ней — находись они даже за многие мили. Даже здесь, на Земле.
Говорили, что она убила свою старшую сестру, королеву Ченнэри, чтобы занять ее трон. Избавилась от мужа, чтобы иметь возможность составить более выгодную партию. Заставила свою падчерицу изуродовать себе лицо, потому что в нежном возрасте тринадцати лет та стала слишком прекрасна, чтобы королева могла с ней соперничать.

29. Уильям Шекспир. Тит Андроник 1594
Не думал, что кто-нибудь найду пьесу Шекспира плохой. Но это просто нелепо: «Четырнадцать убийств, тридцать четыре трупа, три отрубленные руки, один отрезанный язык»



Нагромождение убийств, расизм, не гармоничное развитие сюжета.
Отдельная ненависть этим строкам:

читать

Орудье усладительное мыслей,
Им выраженных с вялым красноречьем,
Из клетки ныне вырвано прелестной,
Где сладкогласной птицей распевало
И сладкозвучьем нам пленяло слух.

Такими словами Марк сообщает брату, что его дочери вырезали язык

28. Николай Лесков. Леди Макбет Мценского уезда 1865 ★

27. Джо Хилл. Призраки двадцатого века 2002 —
Сборник очень плохих рассказов сына Стивена Кинга. Не пытайтесь читать

26. Владимир Набоков. Камера обскура ★
Простой романчик на пикантную тему

25. Надежда Мамаева. У волшебства запах корицы
♀


Книга выпала мне в игре на лайвлибе, и когда я увидел обложку с попаданкой, смазливыми мужиками и тараканом в шляпе, то очень обрадовался: ну не может же книга в действительности быть настолько плохой. Вот я посмеюсь потом над этой обложкой, когда дочитаю! Но, оказалось, книжка именно такая нелепая, как её обложка.

24. Венди Герра. Все уезжают. 2006 ★
♀

отзыв

Предисловие романа кубинской писательницы сразу настраивает на политический лад: выросшая в социалистической стране авторка жалуется, что не умеет пользоваться кредитной карточкой и боится аэропортов. В сочетании с эпиграфом из дневника Анны Франк такая жалоба на жестокость режима кажется жалкой, но мне не хотелось обесценивать чужой опыт, так что я принялся читать, хоть и с предубеждением. После душераздирающей первой части про детство это самое предубеждение мне нашёптывало: "Это Родина, что ли, виновата, что отец твой мудак-алкоголик, а мать не справилась с борьбой за опеку?". Соседей стукачей тоже очень даже можно понять: как не написать в соответствующие органы, когда наблюдаешь как твой сосед-швед расхаживает каждый день голый перед малолетней падчерицей. Здорово, конечно, что он не растлитель, а просто, ну... швед, но как это угадать-то? Но в целом суровая часть про детство мне понравилась. А вот вторая часть. про юность, впечатление испортила. Круг тем в основном такой: 1) я особенная, а одноклассники банальные 2) мой Дневник - это нечто невероятное 3) режим не дает мне уехать из страны. Пусть даже авторка подчеркнуто критикует режим без описания преступлений режима, от лица ребенка и девушки, но после прочитанных в этом году "Камчатки" и "Персеполиса", делающих тоже самое, только намного, намного лучше, книга сильно разочаровывает.
А может, мне просто не понравилась героиня. Она так сильно впечатляла ребенком, когда билась об батареи, чтобы у отца забрали право опеки, и когда в детском доме била первой, что когда она становится бездеятельным подростком, и лишь ловит слова и поступки своих возлюбленных, то кажется, что она потеряла себя.

В одну из таких суббот под вечер мама собиралась закончить то, что ей было задано, но поскольку у нее не было модели, она ушла подальше от школы, через пустырь, в сторону богатых коттеджей, которые к тому времени были уже покинуты. Она сняла свою форменную блузку, установила на мольберте небольшое зеркальце, раскрыла двойной лист бумаги и стала рисовать торс. Неожиданно она увидела приближающийся джип. Но, будучи бесстыдницей, и не подумала прикрыться, а продолжила рисовать как ни в чем не бывало.
Из джипа вылез человек, в котором мама узнала Че. Он был один и, по словам мамы, задал ей четыре сотни вопросов, если не больше. Она отвечала, не переставая рисовать. Через десять минут примчалась директриса с дежурными учениками; они остановились как вкопанные и молча взирали на происходящее. А мама, по-прежнему с обнаженным торсом, разговаривала с Че и рисовала. Когда он уехал, ее хотели наказать за то, что, не будучи моделью, она стояла обнаженной на бывшем поле для гольфа перед команданте Эрнесто Геварой. Но поскольку самым страшным наказанием было остаться на выходные в общежитии, а она и так там всегда оставалась, то ей еще немного поугрожали для вида, а потом отстали.

23. Урсула ле Гуин. Голоса 2006 ★ ★
♀

отзыв

Совершенно великолепная книга про борьбу за свободу и восстание. Звучит очень романтично, но на деле ле Гуин не упрощает ситуацию до удобства приключенческой книжки, её мир реален и многогранен, не раскрашен в два цвета. Она пишет и о насилии, и о важности компромисса. Очень взрослая и очень женская книга. Книга про взрослые решения, про любовь к книгам и опасность ислама.

Впоследствии я не раз вспоминала эти разговоры и много думала над тем, что эти люди говорили и каким языком они пользовались. Интересно, но у меня создалось ощущение, что мужчины с гораздо большей легкостью, чем женщины, готовы воспринимать людей не как живых существ, а как некие фигуры, которые можно пересчитывать или как угодно передвигать на некоем вымышленном поле боя. И подобное превращение живых людей в игрушки, в бездушные фишки, кажется мужчинам весьма увлекательным занятием, доставляет им удовольствие, возбуждает их и дает полную свободу действовать во имя действия, позволяя сколько угодно манипулировать этими «фишками». При этом такие понятия, как любовь к родной стране, честь и свобода, превращаются просто в слова, в некие условные термины, которыми мужчины пользуются во время своей игры, чтобы как-то оправдать ее перед богами и перед людьми, которым приходится по-настоящему страдать, умирать и убивать других людей. И эти благородные слова — патриотизм, честь, свобода — полностью утрачивают свой истинный смысл.

22. Даниэль Кельман. Измеряя мир. 2005 ★ ★
Отличный современный роман, написан стильно, и не без писательского мастерства

21. Пьер Леметр. Тщательная работа. 2006 ★
Лихой постмодернисткий гуро-триллер. Чуть ли не с первого появления персонажей ясно за кого переживать и кто виноват, но развязка всё равно дважды неожиданная. Хорошо и стильно написан, периодически возникающие корявые предложения оставляю на совести редактора. В персонажей автор не углубляется совершенно, но к концу книги понимаешь почему. Обязательно буду читать Леметра ещё.



20. Аркадий и Борис Стругацкие. Малыш. 1971 ★ ★

отзыв

Замечательная маленькая повесть! Имеются: оригинальный контакт, "живые" и естественные диалоги, какие только Стругацкие писать умели и... саспенз! Читать аж страшно (особенно хорошо было б, если не читать аннотацию со спойлером о том, чегой-то там на пустой планете скребётся за спиной главного героя). Ситуацию несколько портит эпилог: вплоть до последней строки авторы выводят этический конфликт (Стругацкие-стайл) и заканчивают надрывно, и тут же в эпилоге выводят очевидное и безболезненное решение.

19. Шарлотта Бронте. Джен Эйр. 1847 ★
♀ 600 с.

отзыв со спойлерами. Если можно вообще кому-то проспойлерить Джен Эйр

У нас в доме не было Остин, сестёр Бронте или Джордж Элиот. У бабушки была Жорж Санд, но я на те полки не лазил. Так что познакомился я с этими писательницами уже взрослым, приняв осознанное решение прочитать эту "женскую литературу" (и считая себя за это решение ужасно отважным и свободным от предубеждений). Предубеждений и мифов, конечно, было и остаётся много. Иначе чем объяснить мой шок после каждой книги, и желание бегать и всем совать романы под нос: "А вы в курсе, что "грозовой перевал" - это триллер?! Уверен, вы и не подозревали, что в этой книжке понаписано!" Из сестёр Бронте так было и с Эмили, и с прочитанной в январе Энн - я остался в восторге от обеих - пришла пора Шарлотты.

Я... не понимаю, что я прочитал. С 10-ой главы я всё силился угадать, что Шарлотта имеет в виду. На 35-ой главе мне удалось наконец расслабить лицо, сведённое в гримасу недоумения: "Джен уехала в первый попавший городишко в незнакомом графстве, пошла куда глаза глядят через болото и... нашла дом своих единственных кровных родственников? Так это же... готический роман! Как я раньше не понял? Это же всё объясняет!". Всё, да не всё. Я дочитал книгу и всё не пойму, что Шарлотта хотела сказать.

Дальше я собираюсь пересказать "Джен Эйр" Шарлотты Бронте, потому что вы и не подозревали, что в этой книжке понаписано. хочу объяснить, что мне непонятно.
Роман можно разделить на три части: Детство - Торнфильд - Побег

1.

Детство

Детство
Джен Эйр - несчастная сиротка, которую все незаслуженно обижают. Издевательства семьи, голод и обиды в приюте, тиф. Несколько лет назад, когда я принимался за роман, рыдал над этими страницами без остановки. Но годы, а так же 12-ти часовой курс психотерапии, пошли мне на пользу, так что теперь, я просто мог сказать "пфф... Сентиментальненько". Но всё понятно. А потом начинается 10-ая глава.

2.

Торнфильд

Торнфильд.

Джен Эйр 18 лет, у неё нет ни гроша в кармане, и никакой нормальной родни, но есть профессия учительницы, а так же жажда свободы и желание посмотреть мир.

В течение ряда лет мой мир был ограничен стенами Ловуда: я ничего не знала, кроме его правил и обычаев. Теперь же я вспомнила, что мир необъятен и что перед теми, кто отважится выйти на его простор, чтобы искать среди опасностей подлинного знания жизни, открывается широкое поле для надежд, страхов, радостей и волнений.

Джен находит место гувернантки в Торнфильде, и знакомится с его хозяином - мистером Рочестером. Мистеру 40 лет, он капризен, груб и некрасив. Джен влюбляется без памяти. Рочестер играет с ней, заставляет думать, что женится на красавице-дворянке Бланш, делает приготовления к свадьбе, а доведя Джен до истерики, объясняет, что жениться намерен на ней. Джен не верит, потом счастливо соглашается. Рочестер предпринимает попытку засыпать своё новое приобретение подарками, но у Джен есть гордость, и ясное понятие о важности финансовой независимости женщины (она выходит замуж за работодателя, единственный свой источник дохода)

я, наконец, решилась поднять голову и встретиться взглядом с моим хозяином и возлюбленным, который настойчиво засматривал мне в глаза. Он улыбнулся. И мне показалось, что так улыбнулся бы расчувствовавшийся султан, глядя на свою рабыню, удостоенную им богатых подарков. Я изо всех сил стиснула его руку, искавшую мою, так что она покраснела, и отбросила ее.
— Пожалуйста, не смотрите так на меня, — сказала я, — а не то я клянусь не носить ничего до самой смерти, кроме моих старых школьных платьев. Я так и поеду венчаться в этом бумажном лиловом платье, а вы можете сшить себе халат из серого шелка и целый десяток черных атласных жилетов.
Он засмеялся и потер себе руки.
— Ну, разве она не удивительна! — воскликнул он. — Разве она не оригинальна, ни пикантна! Да я не отдал бы одной этой маленькой английской девочки за целый сераль одалисок с их глазами газели, формами гурий и тому подобное.
Это экзотическое сравнение еще больше уязвило меня.
— Я ни на одну минуту не собираюсь заменять вам сераль, сударь, так что ваше сравнение неуместно. Если вам это нравится, сделайте милость — отправляйтесь немедленно на базары Стамбула и употребите деньги, которые вам не удалось здесь истратить, на приобретение рабынь оптом и в розницу.

На протяжении всей книги Рочестер обращается с Джен безо всякого уважения, как с вещью, и это очень напоминает "Незнакомку из Уайлдфелл-Холла" Энн Бронте. Но если в "Незнакомке" такое обращение жениха с невестой было тонко прописанным тревожным знаком, который невеста не замечала, так как жених был молод, красив, галантен и всячески клялся в любви, то у Шарлотты сцен такого хозяйского обращения гораздо больше, точнее сказать, только такие сцены с Рочестером там и есть. Читая их, я всё думал "и что, дальше у гордой Джен откроются глаза, как у Хелен в "Незнакомке"?" Или нам предлагается думать, что вот в такого мужика она и влюбилась, и в том-то и будет её счастье? А почему Джен в него влюбилась? Она что, диснеевская принцесса - просто собралась за муж за первого мужчину, которого увидела, выбравшись из своей школы для девочек? Это всё очень непонятно.
Свадьба, церковь. После стандартного вопроса священника о том, знает ли кто-то о препятствиях для брака, обнаруживается, что мистер Рочестер женат, и свою сумасшедшую жену держит запертой на третьем этаже Торнфильда. К сожалению, это эпичный поворот был мне проспойлерен, так что всей внезапности разгадки странных происшествий в доме я не ощутил. Рочестер признаётся, демонстрирует честному народу свою законную жену, запущенную простовласую женщину, запертую в четырех стенах, которая тут же предпринимает попытку его убить. После чего излагает позицию:

— Вот это моя жена, — сказал он. — Это единственные супружеские объятия, которые мне суждено испытать, единственные ласки, которые могут скрасить часы моего досуга. А вот та, которую я мечтал назвать своей! — Он положил мне руку на плечо. — Молоденькая девушка, которая стоит так сурово и спокойно у самых дверей ада, глядя с полным самообладанием на проделки этого демона. Не правда ли, это было бы приятным разнообразием после такого дьявольского кушанья? Вуд и Бриггс, посмотрите, какой контраст! Сравните эти чистые глаза с теми вон, налитыми кровью, это лицо — с той маской, этот стройный стан — с той глыбой мяса, — и потом судите меня, вы, священник, и вы, представитель закона. И вспомните, что каким судом судите, таким и вас будут судить.

Мужчины уходят, следует объяснение с Джен. Рочестер объясняет, что он, молодой дурак, женился за границей на красавице. Но это всё происки его жадных отца и брата, желавших обеспечить его богатой невестой! Но после брака обнаружил, что «ее ум узок, ограничен, банален и не способен стремиться к чему-нибудь более высокому». А потом её коварный нрав вышел наружу! Жена стала предаваться каким-то ужасным порокам и излишествам, вызывающим у мистера Рочестера только отвращение (Джен, я не буду смущать тебя отвратительными подробностями). И вообще, она сумасшедшая, потомственная сумасшедшая, доктор признал помешательство! Несчастный мистер тайно привез жену в родовой Торнфильд, запер в комнате, нанял сиделку, а сам уехал в европу искать новую жену, которая бы его горе поняла. Но достойной того, чтобы делать предложение не нашел! Поэтому пришлось содержать любовниц

— <...> Это была недостойная жизнь, и лучше было бы никогда к ней не возвращаться. Заводить себе содержанку — это все равно что покупать раба. И тот и другая — и по природе и уж во всяком случае по положению — как бы существа низшие, и общение с ними на равной ноге унизительно. Мне теперь стыдно думать о днях, проведенных с Селиной, Гиацинтой и Кларой.

Я почувствовала правду этих слов и сделала из них тот вывод, что, если бы я забылась и забыла все, некогда внушенное мне, если бы под каким-либо предлогом или, ссылаясь на то или другое оправдание, не устояла перед соблазном и стала преемницей этих несчастных женщин, сэр Рочестер со временем испытал бы ко мне то же чувство, с каким теперь вспоминал о них. Я не высказала своей мысли вслух; достаточно было того, что эта истина открылась мне. Но я запечатлела ее в своем сердце, чтоб она там хранилась и оказала мне помощь в минуты испытаний.

— <...> Так вот, в январе этого года, порвав со всеми любовницами, в мрачном и суровом настроении, в каком и полагается быть одинокому, никому не нужному скитальцу, измученный разочарованиями, озлобленный против людей и особенно против всей женской природы (ибо существование разумной, любящей и преданной женщины я начинал почитать несбыточной мечтой), я вернулся в Англию, куда меня призывали дела.

Казалось бы, конфликт тот же, что и в "Незнакомке": невозможность получить развод, но я действительно должен посочувствовать Рочестру? Да, ужасно оказаться навеки связанным с безумной женой, а изоляция в Торнфильде - лучшая альтернатива, чем дом для умалишенных того времени. Но с отношением Рочестера к проблеме (Я замечательный и несчастный), я уже даже сомневаюсь, что жена его действительно чем-то больна, учитывая, какой чудовищный характер носила психиатрия для женщин вплоть до XX века (не слушается мужа? Сумасшедшая!). Неужели Джен посчитает ситуацию нормальной? Посочувствует Рочестеру? Она всё ещё его обожает?
Рочестер предлагает ехать с ним, и жить счастливо без брака. Джен отказывается, по двум причинам, которые я нахожу умными и прекрасными 1) Она сделала выводы по поводу положения содержанки, а её отношение к деньгам мы знаем 2) Находит подсказку в общепринятой морали. «Я оскорблю себя. Чем глубже мое одиночество, без друзей, без поддержки, тем больше я должна уважать себя. Я не нарушу закона, данного богом и освященного человеком. Я буду верна тем принципам, которым следовала, когда была в здравом уме, тогда как сейчас я безумна. Правила и законы существуют не для тех минут, когда нет искушения, они как раз для таких, как сейчас, когда душа и тело бунтуют против их суровости; но как они ни тяжелы, я не нарушу их. Если бы я для своего удобства нарушала их, какая была бы им цена? А между тем их значение непреходяще, — я в это верила всегда, и если не верю сейчас, то оттого, что я безумна, совсем безумна: в моих жилах течет огонь, и мое сердце неистово бьется. В этот час я могу опереться только на ранее сложившиеся убеждения, только на решения, принятые давно, — и на них я опираюсь».

После отказа Рочестер сначала пытается Джен соблазнить, потом угрожает, что без неё его ждет порок, падение и смерть, потом немножко фантазирует об изнасиловании, но решает, что полностью он так Джен не завладеет. Наконец-то Джен сбегает из Торнфильда.

3.

Побег

Побег
Коротко: убежала, настрадалась без денег, устроилась, получила огромное наследство. Ну тут всё ясно, готический роман. Потом новообретённый кузен начинает склонять её к замужеству, мотивируя тем, что он-то знает, как ей жить. И Джен опять колеблется на грани соблазнения! Тут она, по-крайней мере объясняет: не могу, мол, противится командному тону. Люблю, чтобы кто-то наставлял и руководил.
Так в этом всё дело? В мазохизме? Самом буквальном мазохизме?
Джен вырывается из объятий кузена и летит к Рочестеру, в очередной раз оговариваясь, что едет к своему хозяину. Находит, что Торнфильд сгорел, сумасшедшая погибла (ура! мужик свободен), а сам мистер потерял руку и ослеп.
И тут накручивается новый виток фетишизма.

Уже десять лет, как я замужем. Я знаю, что значит всецело жить для человека, которого любишь больше всего на свете. Я считаю себя бесконечно счастливой, и моего счастья нельзя выразить никакими словами, потому что мы с мужем живем друг для друга. Ни одна женщина в мире так всецело не принадлежит своему мужу. Нас так же не может утомить общество друг друга, как не может утомить биение сердца, которое бьется в его и в моей груди; поэтому мы неразлучны. Быть вместе — значит для нас чувствовать себя так же непринужденно, как в одиночестве, и так же весело, как в обществе. Весь день проходит у нас в беседе, и наша беседа — это, в сущности, размышление вслух. Я всецело ему доверяю, а он — мне; наши характеры идеально подходят друг к другу, почему мы и живем душа в душу.

Первые два года нашего брака мистер Рочестер оставался слепым. Быть может, это обстоятельство особенно нас сблизило, особенно нас связало; ведь я была тогда его зрением, как до сих пор остаюсь его правой рукой. Я была в буквальном смысле (как он нередко меня называл) зеницей его очей. Он видел природу и читал книги через меня; никогда я не уставала смотреть за него и описывать поля, деревья, города, реки, облака и солнечные лучи — весь окружающий нас пейзаж; передавать впечатления от погоды; доверять его слуху то, в чем отказывали ему глаза. Никогда не уставала ему читать, не уставала водить туда, куда ему хотелось, и делать для него то, о чем он просил. И эти услуги доставляли мне всю полноту радости, утонченной, хоть и немного грустной, ибо мистер Рочестер просил о них без мучительного стыда и без гнетущего унижения. Он любил меня так глубоко, что, не колеблясь, прибегал к моей помощи; он чувствовал, как нежно я его люблю, и знал, что принимать мои заботы — значило доставлять мне истинную радость.

Если раньше мне было страшно за Джен, то теперь за обоих.

Хорошо. Я понял. Джен полюбила Рочестера именно за его отрицательные черты, её волновала идея иметь хозяина. Итоговое развитие событий Джен тоже должно устраивать: мазохизм и садизм идут рука об руку. Но куда же делась та Джен, которая на работу-то устраивалась, чтобы обрести свободу? Чтобы заработать на жизнь своим трудом и увидеть мир? Где Джен, которая с крыши Торнфильда глядела за горизонт и думала вот так:

Пусть порицает меня кто хочет, если я добавлю к этому, что порой, когда я одна бродила по парку, или выходила за ворота и смотрела на дорогу, или, воспользовавшись тем, что Адель играет с няней, а миссис Фэйрфакс расставляет банки с вареньем в кладовой, взбиралась по лестнице на третий этаж, открывала дверь чердака и, выбравшись на крышу, окидывала взором далекие поля и холмы и всматривалась в туманный горизонт; что мне хотелось тогда обладать особой силой зрения, которая помогла бы мне проникнуть за эти пределы, достигнуть иного, деятельного мира, увидеть города и местности, полные жизни, о которых я слышала, но которых никогда не видела; что я мечтала о большем жизненном опыте, о более широком общении с людьми, о знакомстве с более разнообразными характерами, чем те, которые меня окружали до сих пор. Я очень ценила все хорошие качества миссис Фэйрфакс и Адели, но я верила, что существует другая, более деятельная доброта, — а то, во что я верила, я желала и увидеть.
Кто будет порицать меня? Без сомнения, многие. Меня назовут слишком требовательной. Но что я могла поделать? По натуре я человек беспокойный, неугомонность у меня в характере, и я не однажды страдала из-за нее. Тогда моим единственным утешением было ходить по коридору третьего этажа взад и вперед, в тишине и уединении, и отдаваться внутреннему созерцанию тех ярких образов, которые теснились передо мною, прислушиваться к нараставшему в моем сердце волнению, смущавшему меня, но полному жизни, и в лучшие минуты внимать той бесконечной повести, которую создавала моя фантазия, насыщая ее событиями, огнем, чувством — всем, чего я желала и чего лишена была в этот период моего существования.
Напрасно утверждают, что человек должен довольствоваться спокойной жизнью: ему необходима жизнь деятельная; и он создает ее, если она не дана ему судьбой. Миллионы людей обречены на еще более однообразное существование, чем то, которое выпало на мою долю, — и миллионы безмолвно против него бунтуют. Никто не знает, сколько мятежей — помимо политических — зреет в недрах обыденной жизни. Предполагается, что женщине присуще спокойствие; но женщины испытывают то же, что и мужчины; у них та же потребность проявлять свои способности и искать для себя поле деятельности, как и у их собратьев мужчин; вынужденные жить под суровым гнетом традиций, в косной среде, они страдают совершенно так же, как страдали бы на их месте мужчины. И когда привилегированный пол утверждает, что призвание женщины только печь пудинги да вязать чулки, играть на рояле да вышивать сумочки, то это слишком ограниченное суждение. Неразумно порицать их или смеяться над ними, если они хотят делать нечто большее и учиться большему, чем то, к чему обычай принуждает их пол.

Господи, да кто же называет книги сестёр "романтичными", а Джен Эйр - "Золушкой"? Я не уверен, можно ли давать эту книгу читать маленьким девочкам, хотя, кажется. чтобы книгу полюбить, её нужно читать лет в 12.

запись создана: 15.05.2017 в 09:27

---

Я не против рыжих. Но зачем они всюду демонстрируют свою рыжесть? Никто же их не притесняет. Зачем напоказ-то? Вдруг их увидят дети и решат, что быть рыжим - это нормально, и перекрасятся в рыжий?

---

private pomegranate

было

Эти в вайбере, эти в ватсапе, эти только в телеграме (сноудены не иначе), заебало.
У меня новый телефон, поставил только вайбер (все коллеги там) и впервые wire - паранойяльный мессенджер, не дающий никому ваши личные данные и запрашивающий подтверждение на любое вторжение в приватность.

кароч, считайте, что у меня теперь есть асечка - @tiresias

апд

wire показал свою полную профнепригодность: начал с того, что не оповещал меня о сообщениях, а закончил тем, что и показывать их перестал
Теперь у меня kik -мессенджер со 100 миллионами скачиваний, о боже мой, ну это даёт некоторую надежду на стабильную работу Не привязан к номеру телефона, группы по интересам с незнакомцами и куча стикеров.

- bicorniger

можно со мной общаться, даже если мы не общаемся здесь
меня можно добавить, чтобы не потерять в случае чего
ну или писать мне письма любви и ненависти. Анонимные и приватные

Нашел себе на аватарку древнюю картинку от Ayumi Kasai.

запись создана: 30.11.2017 в 18:54

---

 Wocky, здравствуйте, мы раньше не встречались? Меня сложно заподозрить в мало-мальском знании кинематографа, но приветственный подарок я решил сделать в Вашем стиле.

дальше

---

❆Зима❆

Декабрь, у нас наконец-то пошел снег. В том году - 28 было уже в ноябре, а теперь ниже -8 не опускалось. Европейская зима для слабых духом. Мне нравится. Я теперь не очень суровый челябинец — на прошлой неделе поранился зубной пастой. Это не шутка, и это действительно больно.

Мы тут в изменениях климата виним радиацию. Но мы теперь во всем виним радиацию. Докторка мне сказала, что у нас у всех теперь лучевая болезнь, но я всё еще жду появления суперсил.

---

Сегодня у нас на ночь сказка для младших научных сотрудников. Большая, но до боли хорошая

Вы послали нас сюда. Мы делаем это для вас: плетем ваши паутины и строим ваши магические порталы, пронизываем игольное ушко со скоростью шестьдесят тысяч километров в секунду. Мы никогда не останавливаемся, никогда не осмеливаемся даже притормозить — иначе свет вашего прибытия превратит нас в плазму. И все это для того, чтобы вы могли ступать от звезды к звезде, не запачкав ног в этой бесконечной пустоте между ними.
И если мы иногда просим поговорить с нами, то неужели это слишком много?
Я знаю об эволюции и инженерии. Знаю, насколько сильно вы изменились. Я видела, как порталы рождают богов, демонов и существ, которых мы даже не можем понять. Мне не верится, что они когда-то были людьми — наверное, это чужие, катающиеся автостопом по рельсам, которые мы оставляем за собой. Инопланетные завоеватели.
А может быть, разрушители.

Но я также видела, как эти врата остаются темными и пустыми, пока не исчезнут из вида позади. Мы строили догадки о вымирании и темных веках, о цивилизациях, сожженных дотла, и о других, восстающих из пепла. А иногда, позднее, выходящее из порталов напоминает корабли, которые могли бы построить мы — в свое время. Они переговариваются между собой — радио, лазер, нейтринные лучи, — и их голоса иногда чем-то напоминают наши. Было время, когда мы осмеливались надеяться, что они действительно похожи на нас, что круг вновь замкнулся на существах, с которыми мы можем говорить. Я уже сбилась со счета, сколько раз мы пытались сломать этот лед.
И не могу подсчитать, сколько эпох миновало с тех пор, как мы сдались.
Все эти повторы тают позади нас. Все эти гибриды, послелюди и бессмертные, боги и впавшие в оцепенение пещерные жители, запертые в магических и непостижимых для них «колесницах»… сколько их было? И никто из них ни разу не направил коммуникационный лазер в нашу сторону, чтобы сказать: «Привет, как дела?», или «Знаете, а мы победили Дамасскую болезнь!», или хотя бы «Спасибо, ребята, делайте и дальше ваше нужное дело!».
Ведь мы не какой-нибудь долбаный груз. Мы — хребет вашей проклятой империи. Если бы не мы, вас бы здесь вообще не было.
И еще… мы ваши дети. Какими бы вы ни стали, когда-то вы были такими же, как я. Однажды я вам поверила. Было время, очень давно, когда я всей душой поверила в эту миссию. Так почему же вы нас бросили?

* * *

Итак, новое строительство началось.
На этот раз, открыв глаза, я обнаружила знакомое лицо, которое никогда прежде не видела: парень немного старше двадцати. Физиономия чуть перекошена — слева скулы более плоские, чем справа. Уши слишком большие. Выглядит почти натуральным.
Я не говорила уже тысячу лет. И голос мой звучит как шепот:
— Ты кто?
Я знаю, что спросить должна не об этом. Любой на «Эриофоре» после пробуждения задает иной первый вопрос.
— Я твой, — отвечает он. Вот так дела… Выходит, я — мать.
Мне хочется это обдумать, но парень не дает мне такой возможности:
— По графику тебя не следовало будить, но шимпу понадобились дополнительные руки. На очередной стройке возникла ситуация.
Значит, шимп все еще у руля. Как всегда. Миссия продолжается.
— Ситуация? — переспрашиваю я.
— Возможно, сценарий контакта.
Интересно, когда он был рожден? И думал ли когда-нибудь обо мне — до сегодняшнего дня?
Этого он мне не говорит. Сообщает лишь:
— Впереди звезда. В половине светового года. Шимп думает, что она разговаривает с нами. В любом случае, — мой сын пожимает плечами, — торопиться некуда. Еще куча времени.
Я киваю, но он медлит. Он ждет тот самый Вопрос, но я уже вижу на его лице нечто вроде ответа. Наши помощники должны быть неиспорченными, созданными из безупречных генов, укрытых глубоко внутри железно-базальтовой обшивки «Эри», где им не угрожает смертоносный радиационный ливень «фиолетового смещения». И все же у этого парня есть дефекты. Я вижу их на его лице. Вижу, как крошечные пары нуклеотидов в хромосомах резонируют от микроуровня к макроуровню и делают его чуточку неисправным. Выглядит он так, как будто вырос на планете. И как будто его родителей всю жизнь лупил ничем не смягченный солнечный свет.
Насколько же далеко мы уже оказались, если даже наши безупречные строительные блоки настолько поизносились? Сколько времени у нас на это ушло? И как долго я была мертва?
«Как долго?» Это и есть первый вопрос, который задают все.
Но прошло уже столько времени, что я не хочу это знать.

* * *

Когда я прихожу на мостик, он одиноко сидит возле объемного тактического дисплея, который мы называем Баком. Глаза у него полны пиктограмм и траекторий. Кажется, я вижу в них и кусочек себя.
— Не расслышала твоего имени, — говорю я, хотя уже заглянула в корабельный манифест. Мы только что впервые увиделись, а я уже лгу.
— Дикс. — Он не сводит глаз с Бака.
Ему больше десяти тысяч лет. Из них он прожил около двадцати. Мне хотелось бы узнать, много ли ему известно, с кем он познакомился за эти жалкие два десятилетия: видел ли он Ишмаэля или Конни? Известно ему, удалось ли Санчесу уладить свой конфликт с бессмертием?
Я хочу знать, но не спрашиваю. Таковы правила.
Оглядываюсь:
— Мы только вдвоем?
Дикс кивает:
— Пока вдвоем. Если понадобится, разбудим еще. Но…
Он замолкает.
— Что?
— Ничего.
Я сажусь рядом с ним возле Бака. Там висят просвечивающиеся клубы и полосы, похожие на замерзший дым с цветовой кодировкой. Мы на краю облака молекулярной пыли. Оно теплое, полуорганическое, там много разных веществ. Формальдегид, этиленгликоль, обычные пребиотики — строительные блоки для создания сложных органических молекул. Хорошее место для быстрой стройки. В центре Бака тускло светится красный карлик. Шимп назвал его DHF428 по причинам, которые меня давно перестали заботить.
— Рассказывай, что к чему, — говорю я.
Он бросает на меня нетерпеливый, даже раздраженный взгляд:
— И ты тоже?
— Ты о чем?
— Как и другие. На других стройках. Шимп может просто выдать все данные, но они все время хотели говорить.
Черт, его линк все еще активен. Он подключен.
Я выдавливаю улыбку:
— Просто культурная традиция, наверное. Мы о многом говорим, это нам помогает… снова воссоединиться. После таких длительных отключений.
— Но это же так медленно, — жалуется Дикс.
Он не знает. Почему он не знает?
— У нас еще половина светового года, — напоминаю я. — Мы куда-то торопимся?
Уголок его рта дергается.
— Фоны вылетели по графику. — После его команды в Баке возникает сгусток фиолетовых искорок, они в пяти триллионах километров перед нами. — По большей части все еще сосут пыль, но им повезло: нашли пару больших астероидов, и перерабатывающие установки рано запустились. Первые компоненты уже выделены. Но потом шимп заметил эти флуктуации солнечного излучения, в основном в инфракрасной области, но на границе видимого спектра. — Картинка в Баке мигает: пошла ускоренная запись изображения звезды.
И точно, она мигает.
— По-моему, интервалы между вспышками не случайные.
Дикс чуть наклонил голову, не совсем кивнув.
— Выведи динамику во времени. — Я так и не смогла избавиться от привычки слегка повышать голос, обращаясь к шимпу. Искин послушно (вот что самое смешное) убрал космический ландшафт и заменил его на



— Повторяющаяся последовательность, — сообщил Дикс. — Яркость самих вспышек не меняется, но интервалы между ними возрастают в логарифмической зависимости, с циклом в 92,6 секунды. Каждый цикл начинается при 13,2 километра в секунду и со временем деградирует.
— А нет ли вероятности, что это природное явление? Маленькая черная дыра, болтающаяся возле центра звезды… или что-то в этом роде?
Дикс как-то нелепо тряхнул головой, изобразив отрицание:
— Но сигнал слишком прост, чтобы содержать много информации. На реальный диалог не похоже. Скорее… на крик.
Отчасти он прав. Много информации там быть не может, но ее достаточно. Например: мы умные. Мы достаточно могучие, чтобы управлять яркостью целой чертовой звезды.
Возможно, здесь все же не очень удачное место для строительства.
Я поджимаю губы.
— Звезда подает нам сигнал. Ты это хотел сказать.
— Может быть. Подает сигнал кому-то. Но он слишком простой для «розеттского» сигнала. Это не сжатый архив, он не может сам себя распаковать. Это не последовательность чисел Бонферрони или Фибоначчи, не число пи. И даже не таблица умножения. Не за что зацепиться.
Но все же это разумный сигнал.
— Нужно больше информации, — говорит Дикс, проявив себя повелителем ослепительно очевидного.
— Фоны, — киваю я.
— Э-э… при чем тут они?
— Мы расположим их в виде массива. Используем много плохих глаз для имитации одного хорошего. Это быстрее, чем запустить туда обсерваторию на большой скорости или изготовить ее на месте.
Его глаза расширяются. На мгновение он выглядит почти напуганным, непонятно почему. Но этот момент проходит, и он снова делает нелепое движение головой:
— Это отвлечет слишком много ресурсов от строительства, так ведь?
— Отвлечет, — соглашается шимп.
Мне хочется фыркнуть, но я сдерживаюсь:
— Если тебя настолько заботит соответствие контрольным точкам нашей стройки, шимп, то оцени потенциальную угрозу, создаваемую неизвестным разумом, достаточно могущественным, чтобы контролировать энергетическую отдачу целой звезды.
— Не могу, — признает он. — У меня недостаточно информации.
— У тебя вообще нет информации. О чем-то таком, что может при желании остановить всю нашу миссию. Так что, может быть, тебе следовало бы что-то разузнать.
— Хорошо. Фоны перепрограммированы.
Подтверждение высвечивается на переборке — сложная последовательность танцевальных инструкций, которую «Эри» только что выстрелил в пустоту. Через шесть месяцев сотни фонов — самовоспроизводящихся роботов — станцуют вальс и выстроятся в импровизированную наблюдательную решетку. Еще через четыре месяца у нас может появиться для обсуждения нечто более веское, чем вакуум.
Дикс смотрит на меня так, словно я только что произнесла магическое заклинание.
— Шимп может управлять кораблем, — говорю я ему, — но он до омерзения тупой. Иногда нужно просто сказать ему, что делать.
Он выглядит слегка обиженным, но под обидой безошибочно угадывается удивление. Он этого не знает. Он не знает.
Кто, черт побери, растил его все это время? И чья это проблема? Не моя.
— Разбуди меня через десять месяцев, — говорю я.

* * *

Он словно никуда не уходил. Я снова прихожу на мостик, а он уже там, смотрит на тактический дисплей. DHF428 заполняет Бак — разбухший красный глаз, который превращает лицо моего сына в маску дьявола.
Он бросает на меня краткий взгляд. Глаза расширены, пальцы подергиваются, словно через них пропускают ток.
— Фоны ее не видят.
Я еще не совсем отошла после сна.
— Не видят что?
— Последовательность! — голос у него на грани паники. Он покачивается вперед-назад, перемещает вес с ноги на ногу.
— Покажи.
Дисплей разделяется пополам. Теперь передо мной светятся два клонированных красных карлика, размером с оба моих кулака каждый. Слева он такой, каким его видит «Эри»: DHF428 по-прежнему мигает, как он это делал (предположительно) все последние десять месяцев. Справа — композитное изображение, переданное составным глазом: интерферометрическая решетка, построенная из множества точно расположенных фонов, все их рудиментарные глаза теперь распределены слоями и совместно выдают картинку, близкую к высокому разрешению. С обеих сторон контраст усилен так, чтобы бесконечное подмигивание красного карлика стало видно невооруженному человеческому глазу.
Но только подмигивание видно лишь в левой части дисплея. Справа звезда светится ровно, как свечка.
— Шимп, возможно ли, что чувствительности решетки недостаточно, чтобы увидеть эти флуктуации?
— Нет.
— Хм-м… — Я стараюсь представить какую-нибудь причину, из-за которой шимп мог солгать.
— Какая-то бессмыслица, — жалуется сын.
— Смысл есть, — бормочу я, — если мигает не звезда.
— Но она мигает… Ты же это видишь… погоди, ты хочешь сказать, что есть нечто позади фонов? Между… между ними и нами?
— Угу.
— Какой-то фильтр. — Дикс немного успокаивается. — Но разве мы его не увидели бы? Разве фоны не наткнулись бы на него, следуя к звезде?
Я перехожу на командный голос, каким общаюсь с шимпом:
— Какое сейчас поле зрения у курсового телескопа «Эри»?
— Восемнадцать микроградусов, — отвечает шимп. — При текущем расстоянии до звезды поперечник конуса составляет 3,34 световой секунды.
— Увеличь до ста световых секунд.
Изображение разбухает, уничтожая прежнее, разделенное на две части. На мгновение звезда снова заполняет Бак, окрашивая все на мостике в темно-красные тона. Затем съеживается, точно съедаемая изнутри.
Я замечаю какую-то нечеткость картинки.
— Можешь убрать этот шум?
— Это не шум, — сообщает шимп. — Это пыль и молекулярный газ.
Я удивленно моргаю.
— Какая у него плотность?
— Сто тысяч атомов на кубометр. На два порядка больше туманности.
— Почему он такой плотный? — Мы наверняка заметили бы любое небесное тело, достаточно массивное, чтобы удерживать возле себя столько материала.
— Не знаю, — признается шимп.
У меня возникает тошнотворное ощущение, что мне известен ответ.
— Настрой поле зрения на пятьсот световых секунд. Повысь усиление условных цветов в ближней инфракрасной области.
Космос в Баке становится зловеще темным. Крошечное солнце в центре, теперь размером с ноготь, сияет с возросшей яркостью: раскаленная жемчужина в мутной воде.
— Тысяча световых секунд, — командую я.
— Вот оно, — шепчет Дикс.
Края Бака теперь вновь по праву занимает дальний космос: темный, чистый, первозданный. DHF428 располагается в центре тусклой сфероидной завесы. На такие иногда натыкаешься — это ненужные ошметки звезды-спутника, чьи конвульсии извергают газы и излучение на световые годы. Но 428 — не останки новой звезды. Это красный карлик, безмятежный и мирный, звезда среднего возраста. Ничем не примечательная.
Если не считать того факта, что она сидит точно в центре разреженного газового пузыря диаметром 1,4 астрономической единицы, то есть 210 миллионов километров. И того, что этот пузырь постепенно не рассеялся, не растаял в космической ночи. Нет, если отбросить вероятность серьезной неисправности дисплея, то получается, что эта небольшая сферическая туманность расширилась от центра до диаметра примерно в триста пятьдесят световых секунд, а затем просто остановилась, и границы ее намного более четкие, чем на то имеет право природное явление.
Впервые за тысячу лет я жалею, что не подключена к компьютеру нейронным шунтом. У меня уходит целая вечность, чтобы набрать движениями глаз параметры поиска на клавиатуре в голове и получить ответы, которые мне уже известны.
Компьютер выдает цифры.
— Шимп, повысь яркость условных цветов для волн 335, 500 и 800 нанометров.
Ореол вокруг 428 вспыхивает, как крылышко стрекозы на солнце. Как радужный мыльный пузырь.
— Оно прекрасно, — шепчет мой пораженный сын.
— Оно способно к фотосинтезу, — сообщаю я.

* * *

Судя по спектру, феофитин и эумеланин [

прим.

Феофитин — разновидность хлорофилла, в молекуле которого отсутствует центральный ион магния. Встречается у пурпурных бактерий, в которых работает аналогично хлорофиллу в растениях. Эумеланин — коричнево-черный пигмент, широко распространенный в растительных и животных тканях, а также у простейших. Он определяет окраску кожи и волос. Меланин поглощает УФ-лучи и тем самым защищает ткани глубоких слоев кожи от лучевого повреждения. Другой недавно обнаруженной функцией является усвоение УФ-излучения для обеспечения жизнедеятельности].Есть даже следы какой-то разновидности пигмента Кейпера на основе свинца, поглощающего рентгеновское излучение в пикометровом диапазоне. Шимп выдвинул гипотезу «хроматофора» [

прим.

Хроматофор — клетка, в состав которой входит пигмент.]: ветвящихся клеток с маленькими гранулами пигмента внутри, как с частичками угольной пыли. Если сгруппировать эти частички, то клетка фактически будет прозрачной, а если распределить их по цитоплазме, то вся структура потемнеет, станет ослаблять электромагнитное излучение, проходящее сквозь нее сзади. Очевидно, на Земле были животные с такими клетками. Они могли менять окраску, сливаться с окружающим фоном и так далее.
— Значит, вокруг этой звезды есть мембрана… или живая ткань, — говорю я, пытаясь усвоить новую концепцию. — Мясной пузырь. Вокруг целой чертовой звезды.
— Да, — соглашается шимп.
— Но это же… Господи, какая же у него должна быть толщина?
— Не более двух миллиметров. Вероятно, меньше.
— Почему?
— Если бы он был намного толще, то стал бы заметнее в видимом спектре. И «фон Нейманы»[

прим.

Джон фон Нейман (1903–1957) — венгеро-американский математик, сделавший важный вклад в квантовую физику, квантовую логику, функциональный анализ, теорию множеств, информатику, экономику и другие отрасли науки. В частности, он тщательно исследовал идею самовоспроизводящихся машин, которые назвал «универсальными сборщиками» и которые часто упоминаются как «машины фон Неймана». Теоретически, самовоспроизводящийся космический корабль может быть послан в соседнюю звездную систему, где он будет добывать полезные ископаемые, чтобы создавать свои точные копии. Затем эти копии отправляются в другие звездные системы, повторяя процесс. Здесь такие самовоспроизводящиеся устройства называются «фоны» и используются для создания порталов.] обнаружили бы его, когда наткнулись.
— Но при условии, что эти… клетки, я полагаю… подобны нашим.
— Пигменты такие же, остальное тоже может быть похожим.
Но не слишком похожим. Никакой обычный ген в такой среде не продержится и двух секунд. Не говоря уже о каком-то чудесном растворителе, который эта штуковина должна использовать в роли антифриза…
— Ладно, тогда давайте будем консервативны. Допустим, средняя толщина — миллиметр. Плотность примем равной плотности воды. Какова масса пузыря?
— 1,4 йотаграмма, — почти в унисон отвечают Дикс и шимп.
— Это будет… э-э…
— Половина массы Меркурия, — охотно подсказывает шимп.
Я присвистываю.
— И это один организм?
— Пока не знаю.
— У него есть органические пигменты. Он разговаривает, черт побери! Он разумный.
— Большая часть циклических эманаций живых существ есть простые биоритмы, — отмечает шимп. — Это не информативные сигналы.
Я игнорирую его и обращаюсь к Диксу:
— Предположи, что это сигнал.
Он хмурится:
— Шимп говорит…
— Предположи. Пусти в ход воображение.
Достучаться до него не получается. Он какой-то нервный. Я понимаю, что он часто выглядит таким.
— Если кто-то тебе сигналит, — говорю я, — что ты станешь делать?
— Сигналить… — на лице смущение, и где-то в голове замыкаются контакты, — …в ответ?
Мой сын — идиот.
— И если входной сигнал имеет вид систематических изменений яркости света, то как…
— Использовать импульсные лазеры: настроить на попеременную выдачу импульсов с длиной волны 700 и 3000 нанометров. Мощность переменного сигнала можно повысить до экзаватт, не подвергая опасности наши радиаторы; после дифракции получится около тысячи ватт на квадратный метр. А это намного превосходит порог обнаружения для любого устройства, способного детектировать тепловое излучение красного карлика. Содержание сигнала не имеет значения. Если это просто крик. Ответный крик. Проверка на эхо.
Ладно, значит, мой сын — идиот, но с гениальностью в узкой области. Но он все еще выглядит унылым:
— Но ведь шимп сказал, что в сигнале нет реальной информации…
Дикс принимает мое молчание за амнезию.
— Он слишком простой, помнишь? Просто цепочка щелчков, — замечает он.
Я качаю головой. В этом сигнале больше информации, чем шимп способен вообразить. Шимп очень многого не знает. И меньше всего я хочу, чтобы этот ребенок начал прислушиваться к его советам, смотреть на него, как на равного или, боже упаси, как на ментора.
О, шимп достаточно умен, чтобы доставлять нас от одной звезды к другой. Достаточно много знает, чтобы мгновенно вычислять шестидесятизначные простые числа. И даже способен на грубые импровизации, если экипаж слишком отклонится от поставленных задач.
У него не хватило ума распознать увиденный сигнал бедствия.
— Это кривая торможения, — говорю я им. — Сигнал замедляется. Снова и снова. Это и есть послание.
Стоп. Стоп. Стоп. Стоп.
И я думаю, что оно предназначено только нам.

* * *

Мы кричим в ответ. Почему бы и нет? А потом засыпаем снова, потому что какой смысл бодрствовать допоздна? Неважно, обладает ли это огромное существо настоящим разумом — наш ответ будет лететь к нему десять миллионов секунд. И пройдет еще не менее семи миллионов, пока мы получим какой-либо отклик, если он сумеет его послать.
На это время вполне можно залечь в склеп. Отключить все желания и дурные предчувствия, сберечь оставшуюся жизнь для реально важных моментов. Отгородиться от этого тактического искусственного интеллекта и от этого щенка с влажными глазами, который смотрит на меня так, как будто я какая-то волшебница и вот-вот исчезну в облачке дыма. Он открывает рот, чтобы заговорить, а я отворачиваюсь и торопливо проваливаюсь в забытье.
Но настраиваю будильник так, чтобы проснуться в одиночестве.
Некоторое время я нежусь в гробу, благодарная за мелкие и древние победы. Мертвый и потемневший глаз шимпа смотрит с потолка; за все эти миллионы лет никто не соскреб с линзы углеродную замазку. Это своего рода трофей, сувенир ранних дней нашей бурной Великой Схватки.
Все еще есть нечто — утешительное, полагаю, — в этом слепом и бесконечном взгляде. Мне не хочется выходить туда, где шимпу не прижгли нервы столь тщательно. Сама знаю, что это по-детски. Проклятая штуковина уже знает, что я проснулась: пусть даже она здесь глухая, слепая и бессильная, но невозможно замаскировать энергию, которую склеп сосет во время оттаивания. И толпа размахивающих дубинками роботов не поджидает меня, чтобы поколотить, как только я выйду. Сейчас у нас эпоха разрядки напряженности, в конце концов. Схватка продолжается, но война стала холодной; теперь мы лишь совершаем привычные действия и бряцаем цепями, наподобие супругов с большим стажем, обреченных ненавидеть друг друга до конца времен.
После всех этих атак и контратак мы поняли истину: мы нужны друг другу.
Поэтому я отмываю волосы от запаха тухлых яиц и выхожу в безмолвные пустые коридоры «Эри». Само собой, враг уже поджидает меня в темноте, включает свет передо мной и выключает позади, но это не нарушает тишины.
Дикс.
Какой-то он странный. Не стоит, конечно, ожидать, что тот, кто родился и вырос на «Эриофоре», будет архетипом ментального здоровья, но Дикс даже не знает, на чьей он стороне. Похоже, он даже не знает, что ему надо выбрать одну из сторон. Впечатление такое, как будто он прочитал исходные документы нашей миссии и воспринял их всерьез, поверил в буквальную истину древних свитков: Млекопитающие и Машины, работающие вместе век за веком и исследующие Вселенную! Объединенные! Сильные! Отодвинем границу неизведанного!
Тьфу!
Кто бы его ни вырастил, они не очень старались. Не могу их за это винить: мало приятного, когда во время очередной стройки под ногами вертится ребенок, к тому же никого из нас не отбирали за родительские таланты. Даже если подгузники меняет робот, а инфозагрузку обеспечивает виртуальная реальность, социализация малыша никому не покажется приятным занятием. Я бы, наверное, просто вышвырнула мелкого ублюдка через шлюз.
Но даже я вырастила бы его иным.
Что-то изменилось, пока меня не было. Может быть, война снова разгорелась, вошла в новую фазу. Этот дергающийся парнишка выпал из круга не просто так. Интересно, по какой причине?
А не все ли равно?
Я прихожу в свою каюту, балую себя дармовым обедом — и к черту диету. Через три часа после возвращения к жизни я уже расслабляюсь в кают-компании правого борта.
— Шимп.
— Ты рано проснулась, — произносит он в конце концов.
Это так. Наш ответный крик еще даже не долетел до места назначения. И нет реальных шансов получить новую информацию еще месяца два как минимум.
— Выведи картинку с носовых камер, — приказываю я.
DHF428 подмигивает мне из центра помещения: стоп, стоп, стоп.
Может быть. Или, возможно, прав шимп, и это всего лишь чистая физиология. И в этом бесконечном цикле информации не больше, чем в сердечном ритме.
Но все же есть там некая структура внутри структуры, какое-то мерцание в этом подмигивании. Из-за него у меня чешутся мозги.
— Замедли скорость, — приказываю я. — В сто раз.
Это действительно мигание. Диск DHF428 не темнеет равномерно, он заслоняется. Как будто по поверхности звезды справа налево проходит огромное веко.
— В тысячу раз.
Шимп назвал их «хроматофоры». Но они открываются и закрываются не все сразу. Затемнение перемещается по мембране волнами. В голове выскакивает термин: «задержка».
— Шимп, эти пигментные волны… С какой скоростью они перемещаются?
— Примерно пятьдесят девять тысяч километров в секунду. Скорость прохождения сигнала по нервам. Скорость мысли.
И если эта штука думает, то у нее есть логические элементы, синапсы… то она представляет собой какого-то рода сеть. И если она достаточно большая, то в ее центре обретается «эго». Как у меня, как у Дикса. Даже как у шимпа. (Вот почему я занималась самообразованием по этой теме — в ранние бурные дни наших отношений. Знай своего врага, и все такое.)
Хитрость насчет «эго» вот в чем: оно может существовать лишь в пределах одной десятой секунды от всех своих частей. Когда нас размазывают слишком тонко, когда кто-нибудь расщепляет ваш мозг посередине, скажем, перерезает толстую нейронную трубу, и половинкам мозга приходится общаться длинным обходным путем; когда нейронная архитектура расплывается за некую критическую точку, а сигналу на прохождение из точки А в точку Б требуется намного больше времени, — то наша система… как бы это назвать… декогерирует. Две половинки вашего мозга становятся разными людьми с разными вкусами, разными целями, разными самоощущениями.
«Я» разбивается на «мы».
И это правило распространяется не только на людей, или на млекопитающих, или на всех живых существ на Земле. Это правило относится к любой схеме, обрабатывающей информацию, и оно столь же применимо к существам, которых нам только предстоит встретить, как и к тем, кого мы уже оставили позади.
Пятьдесят девять тысяч километров в секунду, как сказал шимп. Насколько далеко может переместиться сигнал по такой мембране за десятую долю секунды? Насколько тонко это «я» размазано по небесам?
Плоть огромна, плоть невообразима. Но дух…
Черт!
— Шимп, исходя из средней плотности нейронов в человеческом мозге, рассчитай количество синапсов в сферической пленке нейронов толщиной один миллиметр и диаметром 5892 километра.
— Два, умноженное на десять в двадцать седьмой степени.
Я запрашиваю базу данных, какова проекция разума, растянутого по площади в тридцать миллионов квадратных километров: два квадрильона [

прим.

Есть два варианта квадрильона: математический — миллион в четвертой степени (единица с 24 нулями) и американский — тысяча в пятой степени (единица с 15 нулями). Поскольку автор американец, логично предположить, что он имел в виду второе.] человеческих мозгов.
Конечно, та материя, которую эта штуковина использует в качестве нейронов, должна быть упакована гораздо менее плотно, чем у нас в головах. Давайте будем сверхконсервативны и предположим, что она обладает лишь одной тысячной вычислительной способности человеческого мозга. Это будет…
Ладно, пусть у нее будет лишь одна десятитысячная от нашей плотности синапсов, и получается…
Одна стотысячная. Это самый жиденький туман из мыслящего мяса. Если сделать еще меньше, моя гипотеза совсем потеряет право на существование.
Но и при таком допущении все равно получается двадцать миллиардов мозгов.
Двадцать миллиардов.
Даже не знаю, что и подумать. Это не просто инопланетянин.
Но я еще не совсем готова поверить в богов.

* * *

Я сворачиваю за угол и натыкаюсь на Дикса, стоящего, наподобие голема, посреди моей гостиной. Я подскакиваю на метр.
— Какого черта ты здесь делаешь?
Кажется, он удивлен моей реакцией.
— Хотел… поговорить, — отвечает он после паузы.
— Никогда не заходи к кому-либо домой без приглашения!
Он отступает на шаг, бормочет, запинаясь:
— Хотел… хотел…
— Поговорить. И это надо делать в публичном месте. На мостике, или в кают-компании, или… если на то пошло, ты мог со мной просто связаться.
— Но ты сказала, — нерешительно оправдывается он, — что хочешь разговаривать лицом к лицу. Сказала, что это культурная традиция.
Да, говорила. Но только не здесь. Это мой дом, мои личные владения. Отсутствие замков в дверях — это мера безопасности, а не приглашение войти в мой дом, и поджидать меня, и стоять тут, как какая-то мебель…
— И вообще, почему ты не спишь? — рявкаю я. — Нам еще два месяца не было смысла просыпаться.
— Попросил шимпа разбудить меня, когда ты проснешься.
Проклятая машина…
— А ты почему не спишь? — спрашивает он, не собираясь уходить.
Я вздыхаю, мысленно признаю свое поражение и изобретаю подходящее оправдание:
— Просто хотела разобраться с предварительными данными. — Подразумеваемое «одна» должно быть очевидным.
— Выяснила что-нибудь?
Очевидно: нет. Я решаю еще немного потянуть время.
— Похоже, мы разговариваем с… назовем его Островом. Диаметром почти шесть тысяч километров. Во всяком случае, такова его мыслящая часть. Окружающая его мембрана почти пуста. То есть все это живое. Оно способно к фотосинтезу или к чему-то подобному. Думаю, оно питается. Только не знаю чем.
— Молекулярное облако, — предполагает Дикс. — Повсюду органические соединения. Кроме того, оно концентрирует вещество внутри оболочки.
Я пожимаю плечами:
— Вообще-то, у мозга есть предельный размер, но эта штуковина огромная, и такое…
— Маловероятно, — бормочет он почти себе под нос.
Я поворачиваюсь, чтобы взглянуть на него. Мое настроение резко меняется.
— Что ты имеешь в виду?
— Площадь Острова двадцать восемь миллионов квадратных километров? А площадь всей сферы семь квинтиллионов. И Остров случайно оказался между нами и звездой, тогда вероятность такого — один к пятидесяти миллиардам.
— Продолжай.
— Э-э… такое просто невероятно.
Я закрываю глаза.
— Как ты можешь быть и настолько умным, чтобы мгновенно делать в голове подобные вычисления, и настолько тупым, чтобы не видеть очевидных выводов?
Опять этот панический взгляд животного на бойне:
— Не видеть… Я не…
— Это действительно невероятно. Астрономически невероятно, что мы случайно увидели единственное разумное пятно на сфере диаметром полторы астрономические единицы. А это значит…
Он молчит. Меня смешит недоумение на его лице. Мне хочется его ударить.
Наконец на нем вспыхивает догадка:
— Значит… там не один Остров! Ого! Там много Островов!
И это существо — член нашей команды. Когда-нибудь от него почти наверняка будет зависеть моя жизнь.
Кстати, страшная мысль. И я стараюсь пока о ней забыть.
— Наверное, там целая популяция таких существ, разбросанных по всей мембране, наподобие цист. Шимп не знает, сколько именно, но мы принимаем сигнал только от одного. Значит, они могут быть далеко друг от друга.
Он снова хмурится, но теперь уже как-то иначе:
— Почему шимп?
— Ты о чем?
— Почему ты называешь его шимп?
— Мы называем его шимп. — Потому что первый шаг, чтобы очеловечить что-то, — дать ему имя.
— Я справлялся. Это сокращение от «шимпанзе». Глупое животное.
— А по-моему, шимпанзе считались довольно умными, — вспоминаю я.
— Но не такими, как мы. Они даже не умели говорить. А шимп может говорить. И он намного умнее тех животных. Такое имя — оскорбление.
— А тебе-то какое дело?
Он лишь смотрит в ответ. Я развожу руки.
— Ладно, он не шимп. Мы так зовем его, потому что у него примерно такое же количество синапсов.
— Значит, вы дали ему маленький мозг, а потом все время жалуетесь на его тупость?
Мое терпение вот-вот кончится.
— Тебе есть что сказать или ты лишь бессмысленно выделяешь углекислый газ?..
— Почему его не сделали умнее?
— Потому что нельзя предсказать поведение системы более сложной, чем ты сам. И если ты хочешь, чтобы проект остался на рельсах и после того, как тебя не станет, ты не вручишь бразды правления тому, у кого гарантированно появятся собственные планы. — Боже праведный, неужели никто не удосужился рассказать ему о законе Эшби? [

прим.

Закон Эшби (закон необходимого разнообразия). Сформулирован Уильямом Россом Эшби (William Ross Ashby, 1903–1972), английским психиатром, специалистом по кибернетике, пионером в исследовании сложных систем. Одна из формулировок этого закона звучит так: «Чтобы управление системой было возможно, разнообразие управляющих действий должно быть не меньше возмущений на входе в систему».]
— Значит, его подвергли лоботомии, — сказал Дикс, чуть помолчав.
— Нет. Его не сделали тупым. Его создали тупым.
— Может быть, умнее, чем ты думаешь. Ты настолько умнее, у тебя свои планы, так как вышло, что он все еще контролирует ситуацию?
— Не льсти себе, — бросаю я.
— Что?
Я позволяю себе мрачно улыбнуться:
— Ты лишь выполняешь приказы нескольких других систем, намного более сложных, чем ты. — Надо отдать должное и им: хотя они и мертвы уже миллионы лет, эти проклятые админы проекта все еще дергают за веревочки.
— Ничего не понимаю… Я выполняю?..
— Извини, дорогой. — Я мило улыбаюсь своему идиоту-отпрыску. — Я не с тобой разговариваю. А с тварью, которая заставляет все эти звуки исходить из твоего рта.
Дикс становится белее моего нижнего белья. Я отбрасываю притворство:
— Ты что себе вообразил, шимп? Что ты сможешь послать этого щенка вторгнуться в мой дом, а я этого не замечу?
— Нет… это я, — бормочет Дикс. — Это я говорю.
— Он тебя натаскивает. Ты хотя бы знаешь, что такое «лоботомия»? — Я с отвращением встряхиваю головой. — Ты думаешь, я забыла, как работает интерфейс, только потому что мы сожгли свои каналы прямой связи с компьютером? — На его лице начинает возникать карикатура на удивление. — О, даже не пытайся. Ты не спал и во время других строек, поэтому должен это знать. И ты осведомлен, что мы отключили и интерфейсы в своих каютах, иначе не пришел бы шпионить. И твой господин и повелитель ничего не может с этим поделать, потому что нуждается в нас, и поэтому мы достигли состояния, которое можно назвать договоренностью.
Я не кричу. Тон у меня ледяной, но голос ровный. И все же Дикс почти съеживается.
Я понимаю, что тут для меня открывается некая возможность. Я слегка оттаиваю и мягко произношу:
— Знаешь, ты ведь тоже можешь это сделать. Сожги свой линк. Я даже разрешу тебе заглянуть сюда потом, если захочешь. Просто поговорить. Но только не с этой штукой в голове.
На его лице паника, и, против всех ожиданий, это едва не разбивает мне сердце.
— Не могу, — умоляюще бормочет он. — Как я буду что-то узнавать, как буду учиться? Ведь наша миссия…
Я честно не знаю, кто из них говорит, поэтому отвечаю обоим:
— Нашу миссию можно выполнять разными способами. И у нас более чем достаточно времени, чтобы испробовать все. А Дикса я буду рада видеть, когда он окажется один.
Они делают шаг ко мне. Еще шаг. Рука, подрагивая, протягивается вперед, а на кособоком лице появляется непонятное выражение.
— Но я твой сын, — говорят они. Я даже не снисхожу до отрицания.
— Убирайтесь из моего дома!

* * *

Человек-перископ. Троянский Дикс. Это что-то новое.
Прежде, в периоды нашего бодрствования, шимп никогда не осмеливался на такое проникновение. Обычно он ждал, пока мы все уснем, и лишь потом вторгался на наши территории. Я представляю специально изготовленных роботов, которых никогда не видели глаза человека, собранных в долгие темные тысячелетия между стройками. Вижу, как они перетряхивают выдвижные ящички и шарят за зеркалами, просвечивают переборки рентгеном и ультразвуком. Терпеливо, миллиметр за миллиметром, обыскивают катакомбы «Эриофоры» в поисках любых секретов, которые мы могли бы послать друг другу сквозь время.
Прямых доказательств этому нет. Мы оставляли индикаторные проводки и разные сигнальные штучки, чтобы предупредить о возможном проникновении, однако нет признаков, что к ним прикасались. Хотя это, конечно, ничего не значит. Может, шимп и тупой, но он еще и коварный, а миллиона лет более чем достаточно, чтобы перепробовать все способы слежки, используя незамысловатую грубую силу. Задокументировать каждую пылинку, совершить свои безобразия, а потом вернуть все на исходные места.
Мы слишком умны, чтобы рисковать и обмениваться посланиями во времени. Никаких шифрованных стратегий, любовных писем или болтливых открыток с космическими видами. Мы держим все это в головах, куда враг не проберется. Наше неписаное правило: не разговаривать. Единственное исключение — беседы наедине.
Бесконечные идиотские игры. Я иногда почти забываю, из-за чего мы пререкаемся. Все причины кажутся такими тривиальными сейчас, когда я увидела бессмертное существо.
Может быть, для вас это ничего не значит. Бессмертие, наверное, для вас уже древняя новость. Но я даже вообразить его не могу, хотя прожила дольше многих звезд и планет. У меня есть только моменты: двести или триста лет, которые надо растянуть на срок существования Вселенной. Я могу стать свидетелем любой точки во времени (или любой из сотен тысяч), если нашинкую свою жизнь достаточно тонко — но я никогда не увижу всё. Никогда не увижу даже доли всего.
Моя жизнь закончится. Я должна выбирать.
Когда приходишь к полному осознанию заключенной сделки — после десяти или пятнадцати строек, когда совершенный обмен покидает пределы только лишь знания и глубоко, как раковая опухоль, проникает тебе в кости, — становишься скрягой. Ты ничего не можешь с этим поделать. Моменты бодрствования ты сводишь к жесточайшему минимуму: только-только чтобы хватило для завершения стройки, спланировать очередной ответный ход против шимпа — совсем чуть-чуть (если ты еще не лишился потребности в человеческом контакте) на секс, объятия и толику человеческого комфорта на фоне бесконечной темноты за бортом. А потом ты торопишься обратно в склеп, чтобы сохранить остатки человеческой жизни в этом расширяющемся космосе.
У нас было время на образование — для сотни университетских дипломов благодаря лучшей обучающей технике. Я никогда этим не утруждалась. Зачем жечь тонкую свечку моей судьбы ради простого набора фактов, транжирить мою драгоценную, бесконечную и такую короткую жизнь? Только глупец обменяет книжные премудрости на зрелище остатков сверхновой в Кассиопее; пусть даже для того, чтобы увидеть эту чертову туманность, нужно провести обработку ее изображения в условных цветах.
Но теперь… теперь я хочу знать. Это существо, взывающее к нам через пустоту, массивное, как луна, широкое, как звездная система, хрупкое, как крылышко насекомого; я с радостью потрачу часть своей жизни, чтобы узнать его секреты. Как все это работает? Как оно вообще способно жить здесь, на грани абсолютного нуля — и все-таки мыслить? Каким огромным, непостижимым интеллектом оно должно обладать, чтобы увидеть наше приближение за половину светового года, догадаться об особенностях нашего зрения и приборов и послать сигнал, который мы сможем увидеть, а может, и понять?
И что произойдет, если мы пронзим его на скорости в одну пятую от скорости света?
Перед тем как отправиться спать, я просматриваю результаты последних наблюдений, и ответ прежний: почти ничего. Чертова штуковина и так полна дырок. Кометы, астероиды, обычный протопланетный мусор носятся по этой системе, как и по любой другой. Снимки в инфракрасном диапазоне показывают участки медленной дегазации по всему периметру, где более плотные внутренние газы вытекают в жесткий наружный вакуум. Даже если мы пробьем самый центр мыслящего участка, то вряд ли это огромное существо ощутит нечто сильнее булавочного укола. При нашей скорости мы пробьем тонкую миллиметровую мембрану и умчимся дальше, даже не почувствовав ее сопротивления.
И все же. Стоп. Стоп. Стоп.
Остановиться, конечно, нужно не нам. Остановить надо то, что мы строим. Рождение портала происходит яростно и болезненно, как нечто вроде насилия над пространством-временем, при этом выделяется количество гамма- и рентгеновских лучей, сравнимое с микроквазаром. Любое живое существо в пределах белой зоны мгновенно превращается в пепел, даже если было защищено экраном. Вот почему мы никогда не притормаживаем, чтобы сделать снимки.
Во всяком случае, это одна из причин.
Мы не можем остановиться, разумеется. Даже изменение курса почти невозможно, разве что на малейшую долю градуса. «Эри» орлом парит среди звезд, но слушается управления, как свинья на коротком поводке: если изменить курс хотя бы на десятую долю градуса, то при 20 процентах скорости света не избежать серьезных повреждений. А половина градуса и вовсе разорвет нас на части: корабль еще сможет повернуться в новом направлении, но коллапсированная масса в его брюхе полетит прежним курсом и пронзит все окружающие ее структуры, даже не заметив их.
Даже прирученные сингулярности обладают собственным характером. Они плохо воспринимают перемены.

* * *

Мы воскресаем снова, а Остров меняет сигнал.
Он перестал просить стоп, стоп, стоп, едва луч нашего лазера коснулся его передней кромки. Теперь он говорит нечто совершенно другое: по его коже ползут темные черточки, пигментные стрелочки сходятся в направлении внешней фокальной точки, подобно спицам, указывающим на ось колеса. Сама эта точка, расположенная далеко от звезды на заднем фоне, легко вычислялась экстраполяцией стрелок до точки их пересечения в шести световых секундах справа от нас. Было и еще кое-что: тень, примерно круглой формы, ползущая вдоль одной из «спиц», подобно бусине на нитке. Она тоже перемещалась вправо, срывалась с края импровизированного дисплея Острова и бесконечно возрождалась в прежних начальных координатах, чтобы повторить путешествие.
Эти координаты в точности там, где наша текущая траектория пронзит мембрану через четыре месяца. Прищурившийся бог сможет разглядеть на другой стороне кусочки и балки строящегося сооружения — детали огромного тороидного обруча Хокинга, уже принимающего форму.
Послание настолько очевидно, что даже Дикс его видит.
— Хочет, чтобы мы переместили портал… — В его голосе пробивается нечто вроде замешательства. — Но откуда оно знает, что мы его строим?
— Фоны пронзили его по пути к точке сборки, — отмечает шимп. — Оно могло их почувствовать. У него есть фотопигменты. Возможно, оно способно видеть.
— И возможно, оно видит лучше нас, — замечаю я. Даже такая простая, вещь, как камера-обскура, станет прибором, дающим картинку с высоким разрешением, если совместить изображения множества таких камер, разбросанных по площади в тридцать миллионов квадратных километров.
Но Дикс кривится — я его не убедила.
— Ну и что с того, если оно видит кучку работающих фонов. Там лишь набор деталей, и большая часть еще даже не собрана. Откуда оно знает, что мы строим нечто… горячее?
Потому что оно очень-очень умное, глупый ты ребенок. Трудно поверить, что этот организм (хотя «организм», похоже, слишком куцее слово) способен просто-напросто вообразить, как будут соединены эти полуготовые куски. Посмотреть на наши камешки и палочки и точно понять, что из них получится после сборки.
— Может быть, это уже не первые врата, которые оно видит? — предполагает Дикс. — И там уже есть другие?
Я качаю головой:
— Нет, иначе мы бы уже увидели фокусирующие артефакты.
— А вы когда-нибудь уже натыкались на другие порталы?
— Нет. — Мы всегда были одни, все эти тысячелетия. И мы всегда только мчимся дальше.
А потом всегда сбегаем от собственных детей. Я провожу кое-какие подсчеты.
— До осеменения сто восемьдесят два дня. Если начнем действовать немедленно, то нужно будет изменить курс лишь на несколько микрон, чтобы выйти к новым координатам. Все будет в пределах допусков. Но чем дольше мы будем ждать, тем круче придется сворачивать.
— Мы не можем это сделать, — возражает шимп. — Мы пролетим в двух миллионах километров от портала.
— Так перемести портал. Передвинь всю чертову стройку. Перемести обогатительные установки, заводы и астероиды, которые они перерабатывают. Скорости около двухсот метров в секунду более чем хватит, если мы пошлем приказ сейчас. Не нужно будет даже приостанавливать строительство, мы и дальше можем вести стройку «на лету».
— Любой из этих векторов расширит доверительную границу проекта. Это повысит риск ошибки и выведет его за допустимые пределы, не дав никакого выигрыша.
— А как насчет того факта, что у нас прямо по курсу разумное существо?
— Я уже учел в расчетах потенциальное присутствие разумной инопланетной жизни.
— Ладно, во-первых, тут нет ничего потенциального. Эта разумная жизнь уже здесь. И при нашем нынешнем курсе мы проткнем это существо насквозь.
— Мы остаемся в стороне от всех планетных тел, находящихся на орбитах в пределах обитаемой зоны вокруг звезды. Мы не видели в этой системе никаких признаков космических технологий. Текущее расположение стройки отвечает всем критериям сохранения.
— Это потому что те, кто разрабатывал для тебя критерии, не могли представить живую сферу Дайсона![

прим

Гипотетический астроинженерный проект Фримена Дайсона, представляющий собой относительно тонкую сферическую оболочку большого радиуса (порядка радиуса планетных орбит) со звездой в центре. Фримен Дайсон (род. в 1923) — американский физик-теоретик английского происхождения.]— Но я лишь напрасно сотрясаю воздух — и знаю это. Шимп может просчитывать уравнения миллион раз, но если в них некуда вставить нужную переменную величину, то какой в этом толк?
Было время, еще до того как у нас начались конфликты с шимпом, когда нам разрешалось перепрограммировать эти параметры. До того как мы обнаружили, что админы предвидели и такую вещь, как мятеж.
Я пробую другую тактику:
— Оцени потенциал угрозы.
— Нет никаких признаков любой угрозы.
— Взгляни на оценку количества синапсов! Да у этого существа вычислительная мощность на несколько порядков выше, чем у всей цивилизации, пославшей нас сюда. И ты думаешь, что кто-то может быть настолько умным, жить так долго и не научиться при этом защищаться? Мы предполагаем, что оно просит нас переместить портал. А что если это не просьба? Что если оно лишь дает нам шанс пойти на попятный, пока оно не взяло ситуацию в свои руки?
— У него нет рук, — заявляет сидящий напротив меня Дикс. И это даже не дерзость. Иногда он бывает настолько тупой, что мне хочется его избить.
— Может быть, ему и не нужны руки? — возражаю я, стараясь не повышать голос.
— И что оно тогда может? Заморгать нас до смерти? Оружия нет. Оно не в состоянии даже управлять всей мембраной. Слишком мала скорость распространения сигнала.
— Мы не знаем! Вот что я хочу вам вдолбить. Мы даже не пытались что-то выяснить. Мы всего-навсего дорожная бригада, мы присутствуем на месте стройки в виде группы строительных роботов, переделанных для научного исследования. Мы можем выяснить некоторые базовые физические параметры, но не знаем, как это существо думает, какими естественными способами защиты может обладать…
— Что тебе необходимо выяснить? — спрашивает шимп, демонстрируя спокойную рассудительность.
Мы уже не можем выяснить! — хочется заорать мне. У нас есть только то, что мы сейчас знаем! К тому времени, когда фоны на стройке смогут изготовить то, что нам нужно, мы уже пройдем точку необратимости! Пойми наконец, тупая машина, что мы скоро убьем существо, которое умнее всей человеческой истории, а тебе лениво хотя бы переместить нашу трассу на свободное место по соседству?
Но, разумеется, если я это скажу, то шанс Острова на выживание упадет от низкого до нулевого. Поэтому я хватаюсь за единственную оставшуюся соломинку: возможно, достаточно уже имеющихся данных. Если собрать новые не получится, то, может быть, задачу решит анализ?
— Мне нужно время, — говорю я.
— Конечно, — соглашается шимп. — Бери столько времени, сколько нужно.
* * *
Шимпу мало просто убить это существо. Шимп хочет на него еще и плюнуть.
Под предлогом помощи в моем исследовании он пытается вскрыть противоречия Острова, разобрать его на части и заставить их соответствовать притянутым за уши земным прецедентам. Он рассказывает мне о земной бактерии, которая благоденствует при радиационном фоне в 1,5 миллиона рад и смеется над космическим вакуумом. Показывает фотографии неубиваемых малюток-тихоходок, способных свернуться калачиком и заснуть на границе абсолютного нуля, чувствующих себя как дома и в глубоководных океанских разломах, и в космосе. При наличии времени, возможности и первоначального толчка кто знает, насколько далеко смогли бы зайти эти симпатичные маленькие беспозвоночные? Разве не могли они пережить смерть родной планеты, сцепиться, превратиться в существа, живущие колониями? Какая чепуха.
Я пытаюсь узнать все, что могу. Я изучаю алхимию, с помощью которой фотосинтез превращает свет, газ и электроны в живую ткань. Я изучаю физику солнечного ветра, который надувает пузырь, вычисляю нижние уровни метаболизма для формы жизни, фильтрующей органику из космического эфира. Я восхищаюсь скоростью мыслей этого существа: они мчатся по мембране почти так же быстро, как летит «Эри», что на несколько порядков выше скорости нервных импульсов любого млекопитающего. Наверное, тут есть какие-то органические сверхпроводники — нечто такое, что перебрасывает почти без сопротивления замороженные в космической бездне электроны.
Я знакомлюсь с фенотипической пластичностью и нечеткой приспособляемостью — этой основанной на случайностях эволюционной особенностью, позволяющей видам существовать в чужой окружающей среде и проявлять новые черты, которые им никогда не требовались дома. Возможно, именно за счет этого форма жизни, не имеющая естественных врагов, может обзавестись зубами, когтями и готовностью пустить их в ход. Жизнь Острова зависит от его способности убить нас, и я должна отыскать нечто, что делает его угрозой.
Но нахожу лишь нарастающее подозрение, что обречена на неудачу — ибо насилие, как я начинаю понимать, есть феномен планетарный. Планеты — жестокие родители эволюции. Сама их поверхность благоприятствует войнам, концентрации ресурсов в плотно защищенные участки, которые можно завоевать. Сила притяжения вынуждает транжирить энергию на сосудистые системы и скелетные опоры, вести бесконечную оборону против ее попыток расплющить тебя в блин. Сделай один неправильный шаг, спрыгни с чуть более высокого насеста, и вся твоя драгоценная архитектура мгновенно разобьется вдребезги. И даже если тебе повезет в этой борьбе и ты сможешь обзавестись каким-нибудь неуклюжим бронированным каркасом, чтобы выдержать медленное выползание на берег, то долго ли придется ждать, пока планета не притянет какой-нибудь астероид или комету, который рухнет с небес и обнулит твои часы? Стоит ли удивляться нашим убеждениям, что жизнь есть борьба, что нулевая сумма [

прим

Антагонистическая игра или игра с нулевой суммой — термин теории игр. Антагонистической игрой называется некооперативная игра, в которой участвуют два игрока, выигрыши которых противоположны.] была законом Божьим и что будущее принадлежало тем, кто раздавил конкурентов?
Здесь правила совершенно иные. Большая часть космоса спокойна: ни дневных или сезонных циклов, ни ледниковых периодов или глобальных тропиков, ни широких размахов маятника между жарой или холодом, спокойствием или буйством. Предшественники жизни здесь в изобилии: в кометах, на поверхности астероидов, в туманностях, размазанных на сотни световых лет. Молекулярные облака светятся органической химией и жизнетворной радиацией. Их огромные пыльные крылья теплеют в инфракрасных лучах, отфильтровывают жесткое излучение, создают звездные ясли, которые лишь чахлый беженец со дна гравитационного колодца способен назвать смертоносной средой.
Дарвин здесь превращается в абстракцию, некий курьез. Этот Остров обращает в ложь все, что нам когда-либо говорили о механизме жизни. Питаемая солнечной энергией, идеально адаптированная, бессмертная, она не ведет борьбу за существование: где здесь хищники, конкуренты, паразиты? Вся жизнь вокруг этой звезды есть один огромный континуум, один великий акт симбиоза. Природа лишена окровавленных клыков и когтей. Здесь она стала рукой помощи.
Лишенный способностей к насилию, Остров пережил планеты. Не обремененный технологиями, он стал умнее цивилизаций. Он неизмеримо разумнее нас, и он… добрый. Он должен таким быть. С каждым часом я все больше в этом уверена. Как он вообще может представить, что такое враг?
Я вспоминаю, как обзывала его, пока не узнала больше. Мясной пузырь. Циста. Теперь такие слова для меня граничат со святотатством. Я никогда их больше не произнесу.
Кстати, есть и другое выражение, которое подойдет еще точнее, если шимп добьется своего, — убийство на дороге. И чем дольше я смотрю, тем больше боюсь, что проклятая машина права.
Если Остров и способен защищаться, то я не вижу, как именно.
* * *
— Знаешь, «Эриофора» невозможна. Она нарушает законы физики.
Мы сидим в одном из альковов для общения, чуть в стороне от «брюшного хребта» корабля — перерыв после библиотеки. Я решила начать еще раз с основных принципов. Дикс смотрит на меня с понятной смесью недоверия и смущения: мое утверждение почти настолько глупо, что не заслуживает отрицания.
— Это правда, — заверяю я. — Для разгона корабля с такой массой, как у «Эри», особенно для релятивистских скоростей, необходимо слишком много энергии. Примерно как мощность звезды. Люди рассчитали, что если мы вообще когда-нибудь отправимся к звездам, то придется лететь на корабле размером с твой палец. С экипажем из виртуальных личностей, записанных в чипы.
Это звучит бессмысленно даже для Дикса.
— Неправильно. Если нет массы, то нельзя и падать в любом направлении. «Эри» не смог бы даже лететь, будь он настолько маленьким.
— Но предположим, что ты не можешь переместить любую часть этой массы. Нет ни «червоточин», ни туннелей Хиггса — ничего, что могло бы перебросить твое гравитационное поле в направлении полета. Твой центр массы просто сидит… в центре твоей массы.
Дикс дергает головой:
— Но у нас все это есть!
— Конечно, есть. Но очень долго мы этого не знали.
Его нога нервно постукивает по палубе.
— Это история нашего вида, — поясняю я. — Мы думаем, что во всем разобрались, что разгадали все тайны, а потом кто-то натыкается на фактик, не укладывающийся в парадигму. И всякий раз, когда мы пытаемся заклеить трещину, она становится шире, и не успеваем мы опомниться, как все прежние взгляды на мир рушатся. Такое случалось неоднократно. Сегодня масса является ограничением, завтра — необходимостью. Все, что мы считаем известным, меняется, Дикс. И мы вынуждены меняться вместе с ним.
— Но…
— Шимп меняться не может. Правилам, которым он следует, уже десять миллиардов лет, а воображения у него нет совсем, но в этом никто не виноват, просто люди не знали, как иначе поддерживать стабильность нашей миссии длительное время. Они хотели, чтобы все работало, поэтому построили нечто такое, что не может свернуть с заданного пути. Но они также знали, что все меняется, и именно поэтому здесь находимся мы, Дикс. Чтобы решать те проблемы, которые шимп решить не может.
— Чужой, — говорит Дикс.
— Чужой.
— Шимп решит эту проблему.
— Как? Убив его?
— Мы не виноваты, что он оказался у нас на пути.
— Это живое существо, разумное, и убить его только ради расширения империи каких-то инопланетян…
— Человеческой империи. Нашей империи. — Руки Дикса вдруг перестают подергиваться, он встает и замирает с каменной неподвижностью.
— Да что ты можешь знать о людях? — спрашиваю я.
— Я тоже человек!
— Ты долбаный трилобит. Когда-нибудь видел, кто выходит из тех порталов, как только мы их подключаем к сети?
— Обычно никто. — Он замолкает, вспоминая. — Пару раз… однажды вроде бы вышли корабли.
— Так вот, я видела намного больше твоего, и уж поверь, если эти существа и были когда-то людьми, то для них это была переходная фаза.
— Но…
— Дикс… — Я делаю глубокий вдох, пытаюсь вернуться к тому, что хотела сказать. — Послушай, это не твоя вина. Всю информацию ты получаешь от идиота, застрявшего на рельсах. Но мы делаем это не для человечества, не для Земли. Земли больше нет, хоть это ты можешь понять?! Солнце сожгло ее дотла через миллиард лет после нашего отлета. И те, на кого мы работаем, они даже разговаривать с нами не будут.
— Да? Тогда зачем мы это делаем? Почему бы нам не… отказаться?
Он действительно не знает.
— Мы пытались, — говорю я.
— И что же?..
— Но твой шимп отключил систему жизнеобеспечения.
Надо же: сейчас ему нечего ответить.
— Это машина, Дикс. Неужели ты не способен это понять? Он запрограммирован. Он не может измениться.
— Мы тоже машины. Только сделаны из других материалов. Мы запрограммированы. Но мы меняемся.
— Неужели? Когда я в последний раз проверяла, ты настолько присосался к титьке этой обезьяны, что не мог даже отключить свой мозговой линк.
— Но так я учусь! И у меня нет причины это менять.
— А как насчет того, чтобы вести себя как человек, хотя бы изредка? Достигнуть хотя бы небольшого взаимопонимания с людьми, которые могут спасти твою жалкую жизнь, когда ты в следующий раз выйдешь из корабля? Это для тебя достаточная причина? Ведь даже я тебе не доверяю! Я и сейчас точно не знаю, с кем разговариваю.
— Это не моя вина. — Я впервые вижу на его лице нечто иное, чем обычная гамма страха, смущения и бесхитростных расчетов. — Виноваты вы, все вы. Вы говорите криво. Думаете криво. И это больно. — В его лице что-то затвердело. — Вы мне даже не были нужны для дела, — со злостью процедил он. — Я вас не хотел. Мог бы и сам руководить стройкой, сказать шимпу, что могу это сделать…
— Но шимп решил, что тебе все равно следует меня разбудить, а ты всегда ложился под него, не так ли? Потому что шимп всегда знает, что лучше, шимп — твой босс, шимп — твой бог. И поэтому мне приходится вылезать из койки, чтобы нянчиться с гениальным идиотом, который и поздороваться в ответ не сумеет, если ему не показать, как это делается. — Что-то щелкает в глубине моего сознания, но я уже не могу остановиться. — Ты хочешь настоящую ролевую модель? Хочешь образец для уважения? Забудь шимпа. Забудь миссию. Взгляни в носовой телескоп, почему бы тебе не взглянуть? Посмотри на то, что твой драгоценный шимп хочет переехать только потому, что оно оказалось у нас на пути! Это существо лучше нас. Оно умнее, оно миролюбиво, оно не желает нам зла…
— Как ты можешь это знать? Откуда?
— Нет, это ты не можешь этого знать, потому что тебя оболванили! Любой нормальный пещерный человек увидел бы это за секунду.
— Безумие! — шипит в ответ Дикс. — Ты сумасшедшая. Ты плохая.
— Это я плохая?! — Сознание машинально отмечает, что мой голос срывается на истерическую ноту.
— Для миссии.
Дикс поворачивается и уходит.
У меня болят руки. Я смотрю на них с удивлением: кулаки сжаты так, что ногти впились в ладони. Требуется усилие, чтобы разжать пальцы.
Я почти вспомнила эти чувства. Я испытывала их все время. Давно, когда все имело значение. До того как страсть угасла до ритуала, а ярость не остыла до презрения. До того как Санди Азмандин, воин вечности, накинулась с оскорблениями на оболваненных детей.
Мы тогда были горячие и пылкие. Некоторые части корабля все еще опалены и необитаемы, даже сейчас. Я помню это чувство.
Так себя чувствуешь, когда не спишь.
* * *
продолжение в комментариях

запись создана: 03.12.2017 в 16:01

---

Ученые против мифов - 5

Я наконец-то добрался до видео с форума
Приятно видеть, что разговор о науке востребован, и у меня чувство, что тема научного знания в России сейчас поднимается чаще. Вон как форум, например, вырос и развился

Что скрывают антропологи? Станислав Дробышевский

Мифы о генетике народов. Олег Балановский

---

 tes3m, здравствуйте! Мне очень нравится эта атмосферная фотка с Удо Киром. Это 1992, книга Мадонны "Sex".

---

 earielle, приветствую! Хочется подарить Вам чего-нибудь уютного) Будет Ariduka, у неё есть довольно криповатые работы, но гигантское пушистое зверье тоже её не подводит. Полный размер по клику

дальше

---

everything gonna be OK

дальше

Poppy - это проект актрисы и певицы Морайи Роуз Перейры и режиссера Титаника Синклера. И я рад, что у меня есть эта информация, потому что иначе я бы решил, что в Найт Вейл интернет провели.











вот только музыка её мне не зашла:

---

Lebanon Hanover

дальше