Encore un moment, monsieur le bourreau
Мастер постШкала до сих пор трёхбалльная, предполагающая отсутствие неудов, сияющая звездочка — не оценочная, это жаркая рекомендация.
★ хорошо ★ ★ превосходно ★ ★ ★ идеально
IV. Неизбежное
То что я обычно читаю, без оглядки на душеспасительную пользу
25. Александр Генис. Уроки чтения. Камасутра книжника. 2013 ★ отзыв
Сборник эссе о литературе. Приятное чтение о чтении. Лучше дозировать: не то авторская манера красиво расцвечивать свой слог и заканчивать каждую главку афоризмом начинает смешить
24. Чинуа Ачебе. И пришло разрушение... 1958. ★ ★ отзыв
Название романа и все аннотации вызывают иллюзию, что нам поведают историю того, как злые белые колонисты пришли и уничтожили уклад жизни невинных детей земли
«Воссоздавая историю мужественного и сильного человека Оконкво, воплощающего в себе лучшие качества воина и борца...» - из аннотации.
Книга выше этого.
Ачебе пишет о племени ибо, вплетая в сюжет значимые верования и обряды, показывающие жизнь народа — свадьбы и похороны, суды и наказания за преступления, религиозные церемонии. Сюжетообразующими же становятся несколько варварских и страшных эпизодов.
Вот в один из таких дней, во время прошлого сбора урожая, Нвойе и испытал впервые то же чувство, что сегодня, — будто внутри у него что-то оборвалось. Они с корзинами ямса возвращались домой с дальнего поля за рекою и вдруг услышали в лесной чаще крик младенца. Женщины сразу приумолкли и ускорили шаги. Нвойе еще прежде слыхал, что новорожденных близнецов прячут в глиняный горшок и бросают в лесу, но ему никогда не приходилось на них наталкиваться. Его всего затрясло в мелком ознобе, а перед глазами все поплыло, как у одинокого ночного путника, столкнувшегося на дороге со злым духом. Что-то надломилось у него в душе.
Главного героя автор тоже отнюдь не идеализирует: Оконкво покалачивает по настроению жен и держит в страхе детей, что, как и практически все его поступки и мысли, Чинуа не перестаёт объяснять глубокой закомплексованностью человека, стремящегося доказать свою мужественность.
— Кто погубил это банановое дерево? — спросил он,
В усадьбе сразу стало тихо.
— Кто погубил это дерево, я спрашиваю? Вы что, все оглохли?
На самом же деле дерево вовсе не погибло. Вторая жена Оконкво срезала лишь несколько листьев, чтобы завернуть в них съестное, — и она в этом призналась. Без дальнейших объяснений Оконкво здорово ее отколотил, так что она и ее единственная дочь долго потом плакали. Другие жены не решались вмешиваться и лишь робко просили, оставаясь на почтительном расстоянии:
— Хватит, Оконкво…
— Не надо…
Ну это ладно, патриархальное общество, женщины не люди. В итоге я уж стал ждать, когда, наконец, приедут белые колонисты и привезут цивилизацию. Вот только цивилизация эта — цивилизация протестансткого бога и королевы Виктории — высоким уровнем нравственности тоже вряд ли может похвастаться. Разрушение пришло в виде свержения богов предков и унижения всего уважаемого племенем и Оконкво, книга же оставила впечатление описания трагичного столкновения одинаково уродливых культур.
23. Нгуги Ва Тхионго. 5 рассказов. отзыв
Очень простенькие рассказы про тяготы жизни в Кении во времена владычества белых и после
22. Танит Ли. Серебрянный любовник. 1981 ★ отзывГениальность Вульф и Рульфо из меня весь мозг высосала, и я решил почитать чего попроще. Думал, что "любовная фантастика" окажется чем-то чудовищно примитивным, но ничего подобного! Книга так хорошо написана, что даже отвратительный перевод не может этого скрыть. Собираюсь читать Танит Ли еще.
Ростом она пять футов семь дюймов, у нее очень светлые волосы и ярко-зеленые глаза. Ей шестьдесят три, но выглядит она на тридцать семь, потому что регулярно проходит курсы омоложения. Моя мать довольно поздно решила завести ребенка, но благодаря этим курсам все прошло хорошо. Она выбрала меня, была искусственно оплодотворена и через пять месяцев родила по ускоренному методу. Вскормлена я была грудью, потому что это полезно. Мать брала меня с собой всюду, иногда в кругосветные путешествия, по болотам и развалинам, по бурным морям, но я мало что из этого помню: когда мне было лет шесть, ей все это надоело, и мы поселились в Чез-Стратосе, где живем с тех пор почти безвыездно. Город отсюда в двадцати милях, в ясные дни его хорошо видно из окон. Я всегда любила город, особенно мне нравится смотреть на него по ночам, когда его огни сверкают, будто нитки и россыпи драгоценных камней. Услышав однажды такое сравнение, мать сказала, что оно не слишком изысканно. Но город по ночам мне кажется именно таким, и я не знаю, как еще сказать. Мне трудно будет писать, если мои метафоры всякий раз будут такими же неудачными. Наверное, я просто постараюсь обходиться без них.
21. Генрик Ибсен. Кукольный дом. 1879 ★ ★ ★
20. Хуан Рульфо. Педро Парамо 1955 ★ ★ отзыв
«Это самый прекрасный из всех романов, какие когда-либо были написаны на испанском языке»
Габриэль Гарсия Маркес
«Педро Парамо» — фантастическая книга, и её притяжению невозможно противиться. Это один из лучших романов в испаноязычных литературах, да и в литературе в целом"
Хорхе Луис Борхес
Не исключаю, что из-за влияния этого романа вся латинская америка исключительно магический реализм и пишет
Жизнь типичной мексиканской деревушки автор исследует через её смерть. Главный герой, следуя предсмертному завету матери, едет познакомится с отцом - доном Педро Парамо, и вскоре обнаруживает, что женщина, у которой он остановился на постой, не сумасшедшая, она просто мёртвая. Во всей деревне остались лишь призраки, они шепчут свои истории, и воспоминания их так или иначе связаны с доном Педро Парамо, его животной энергией и таким же нравом. Главный герой наш и до середины книги не доживает.
Однако, скажу я вам, вот так надо писать о призраках, с такой любовью, как Рульфо
— Я же тебе сказал: я хотел увидеть Педро Парамо. Как-никак — мой отец. Меня заманила сюда пустая мечта. Морок.
— То-то и оно, что морок. Только больно уж дорого он обходится. Я тоже за него тяжкую цену заплатила: прожила на свете больше, чем положено. Все долг свой выплачивала. За сыночка. Дитя, видишь, я заимела, а потом вышло, что его и не было вовсе, морок один был, мечтание. Не было, не было у меня никакого сына. Теперь, после смерти, времени вдоволь, и обдумать все можно и понять. Мне ведь при жизни Господь крыши над головой и той не дал, чтобы было где ребеночка вырастить. На одно только не поскупился: век дал мне долгий, до того долгий, что уж и не знала, когда конца дождусь. Всю жизнь носило меня, бесприютную, как по ветру сухой лист, и горемычные мои глаза так, бывало, и косят по сторонам, высматривают; мерещилось мне: украли у меня люди мое дитя и спрятали. А все из-за проклятого моего земного сна. Два сна у меня было: один — земной, а другой — небесный. Первый раз привиделось мне, будто дитя у меня и я его нянчу. Все годы, что жила я на белом свете, верила свято, что так оно и было. Ведь на руках я его держала, тельце мягкое, теплое, и ручки пухленькие, и губки цветочком, и глазки — все как есть. Сколько лет потом чудилось — вот сейчас только пальцами по сонным ресничкам его гладила, сердечко его под ладонью у меня билось. Как же не поверить, что в яви все это было? Ведь не расставалась же я с дитятей моим ни на миг, куда ни пойду, его с собой беру, запеленаю в шаль и несу. И вдруг нет его! А на небе сказали, что, мол, вышла со мной ошибка: дали мне сердце материнское, а лоно неродящее. Перепутали. Это и был второй мой сон. Явилась я на небо и смотрю, нет ли моего сыночка между ангелами, может, признаю. Все глаза проглядела. Нет, не нашла. Ангелы-то все на одно лицо, друг от дружки не отличишь. Стала я спрашивать. Подходит тут ко мне божий святой угодник и, ни слова не молвя, руку мне под дых как сунет; и вот диво, будто не в меня рука вошла — в мягкий воск. Вытащил ее обратно и показывает мне — не разберу и что — похоже на скорлупку ореховую. «Это, говорит, удостоверение твоей „особи“».
Они там, знаешь, на небесах чудно разговаривают; но ничего, понять можно. И только это я рот открыла, растолковать, желудок, мол, это мой, от голода усохший, ведь за всю жизнь ни разу я досыта не поела, — да где там, другой угодник какой-то за плечи меня хвать — и к вратам: вон выталкивает. «Поди, говорит, дочь моя, вкуси еще земного блаженства да постарайся жить, как Бог велел, чистилище быстрее отбудешь».
Это вот и был небесный мой сон. Из него мне одно стало ясно, что не было у меня сына. Но поздно я про это узнала, когда уж вовсе ветхая сделалась, и тело начало в землю расти, и ноги отнялись. Беда не ходит одна; селение наше опустело, люди разбрелись по чужим краям. А людей не стало, не стало и милостыни — я ведь только подаянием и жила. Села я и стала ждать смерти. А нашли мы тебя, вот и мои косточки на покой улеглись. Меня, думаю, и не заметит никто. Кому я тут помешаю? Сам видишь, и земли-то на меня не ушло ни горсточки. Закопали с тобой в одну могилку, и места лишнего не заняла, вся между твоими сложенными руками уместилась, как в уголке прикорнула. Но только сдается мне, что не ты меня, а я тебя должна бы на руках держать. Чу! На земле, никак, дождь идет. Так и барабанит, слышишь?
19. Роберт Дж. Сойер. Смертельный эксперимент. 1995 - отзыв
Небьюла 1995
плохо!
Ученый находит в человеческом мозге видимую на супер-пупер-энцефалографе активность, болтающуюся по человеческой черепушке, словно рыбка в аквариуме. Активность словно бы исчезает сквозь висок в момент смерти, отсутствует у животных и эмбрионов, и направляется в сторону какого-то там созвездия. Наш ученый, несколько страниц назад отрицавший бога и околосмертные переживания коматозников (свет в конце туннеля и т.п.), немедленно произносит слово на букву "Д"!
Такое непонимание научного метода и критического мышления в научной фантастике просто невозможно вынести! Как можно сочетать в одном произведении научные факты и опровержения суеверий с фантазиями о душе и загробной жизни?
С момента, когда герои начинают собственно "Смертельный эксперимент", загружая в компьютер копии разума ГГ, у меня было проснулась надежда
— Попробуем сначала активировать контрольную модель. — Питер не возражал. Саркар нажал несколько клавиш и заговорил в длинный цилиндрический микрофон, торчавший из приборной консоли: — Привет.
Какой-то незнакомый синтезированный голос неуверенно донесся из динамика:
— П-привет?
— Привет, — повторил Саркар. — Это я, Саркар.
— Саркар! — Теперь в голосе чувствовалось облегчение. — Что, черт возьми, происходит? Я ничего не вижу.
Питеру стало не по себе. Имитационная модель оказалась куда более реалистичной, чем он ожидал.
— Все нормально, Питер, — спокойно произнес Саркар в микрофон. — Не волнуйся.
— Я что… попал в аварию? — Голос из динамика, казалось, с трудом произносит слова.
— Нет, — ответил Саркар. — Нет, с тобой все в порядке.
— Значит, произошла авария в энергосети? Который сейчас час?
— Примерно одиннадцать сорок.
— Вечера или утра?
— Утра.
— Почему тогда здесь так темно? И что случилось с твоим голосом?
Саркар повернулся к Питеру:
— Скажи ему сам.
Питер прокашлялся:
— Привет, — сказал он.
— Кто говорит? Это все еще ты, Саркар?
— Нет, это я. Питер Хобсон.
— Это я — Питер Хобсон.
— Нет, это не так. Питер Хобсон — это я.
— О чем, черт возьми, вы говорите?
— Ты — имитационная модель. Компьютерный двойник. Мой двойник.
Наступила долгая пауза. Затем из динамика раздалось:
— Ох!
— Ты веришь мне? — как можно мягче спросил Питер.
— Кажется, да, — донеслось из динамика. — Я хочу сказать, что помню, как обсуждал этот эксперимент с Саркаром. Я помню — я помню все, вплоть до сканирования мозга. — Молчание, а затем: — Черт, ты и в самом деле сделал это, да?
К сожалению, дальше этой сцены реалистичность авторского мысленного эксперимента не пошла.
В итоге, это не НФ роман, это - детектив, помещенный автором в НФ декорации.
18. Джон Уильямс. Стоунер. 1965 ★ отзыв
Роман был малоизвестен, пока его не перевела Гавальда, бросив при этом "Стоунер - это я". Домучив первую треть, я уж было решил, что книга не столько была "переоткрыта", сколько завирусилась — такое унылое было повествование, полное неспособных к коммуникации героев. Но заставил себя дочитать, и не зря: настоящая литература. Пусть мне и малоинтересен жанр жизнеописания "маленького человека" от рождения до смерти, но реалистичностью, психологической точностью схваченных характеров, отстраненным взглядом на процессы, влияющие на судьбу жителя 20 века, не восхитится не могу
17. Джон Уиндем. Отклонение от нормы (Куколки) 1955 ★ отзыв
Я молился горячо и усердно много ночей подряд.
– Господи, – шептал я, – сделай меня таким, как все. Я не хочу быть другим, не хочу ничем отличаться от остальных! Сделай так, чтобы завтра я проснулся таким же, как все! Сделай это, ведь тебе же ничего не стоит!…
от автора "Дня триффидов" - той книги про слепоту, которая до Жозе Сарамаго
Постапокалиптическое общество, где знания предыдущих поколений об опасности мутаций возведены в разряд догмы. Атмосфера жуткого патриархального христианского фундаментализма передана восхитительно.
Я тогда слегка поранил руку, вытаскивая занозу, и ранка кровоточила. Я зашел на кухню и, видя, что все домашние заняты, попытался сам перевязать себе ранку чистой тряпкой. Тут меня увидела мать. Она сразу запричитала, заохала, велела тщательно промыть ранку и сама стала перевязывать мне руку, бормоча, что я, как всегда, заставляю ее заниматься моей персоной в самый неподходящий момент. Оправдываясь, я случайно брякнул:
– Я и сам бы мог это сделать, будь у меня еще одна рука.
читать После этих, как мне казалось, ничего не значащих слов в кухне воцарилось гробовое молчание. Мать замерла, как статуя. В недоумении я оглядел всех, кто был в это время на кухне: Мэри с куском пирога в руке, двух работников, ждущих своей порции еды, отца, сидевшего во главе стола. Все молча уставились на меня. Постепенно с лица отца сошло изумление, губы сжались в жесткую прямую линию, челюсть выдвинулась вперед, брови сошлись на переносице.
– Что ты сказал? – медленно выговорил он.
Я хорошо знал этот тон, и мне стало страшно. Еще страшнее было то, что я совершенно не понимал, чем мог так рассердить его.
– Я… я с-с-сказал, что и с-сам бы мог… – выдавил я с трудом, заикаясь от страха.
Глаза отца сузились, и в них мелькнуло что-то, заставившее меня содрогнуться. Моя спина стала липкой от пота.
– И ты пожелал себе третью руку?! – все так же медленно и отчетливо выговаривая каждый слог, произнес он.
– Да нет же, отец, нет! Я только сказал если бы…
– Если бы у тебя была третья рука, ты бы мог сделать что-то. Так ты сказал?!
Я кивнул.
– Стало быть, ты пожелал?!
– Да нет же, отец, нет! Я только сказал если…
Я был так напуган, что никак не мог объяснить ему. Я хотел сказать, что не имел в виду ничего плохого, но не находил слов. Язык прилип к гортани, и я молча стоял в ожидании кары. Взгляды всех домашних были обращены теперь на отца.
– Ты! Ты – мой сын, призывал дьявола, чтобы он дал тебе третью руку!! – прогремел он.
– Не призывал я никого! Я только…
– Замолчи! – он властно поднял руку. – Все слышали, что ты сказал! Не лги же теперь, не отягощай свой поступок еще и ложью!
– Но ведь…
– Не лги и отвечай мне правду: было ли в твоих мыслях недовольство той формой тела, которую тебе дал Господь? Той формой, которая есть его подобие?
– Я только сказал если бы…
– Ты богохульствовал! Ты поносил НОРМУ! Все здесь слышали это, и тебе нечего возразить. Знаешь ли ты, что есть НОРМА?
Я хорошо знал своего отца – возражать было бессмысленно и опасно. Он все равно не поймет, не захочет понять.
– НОРМА есть образ и подобие Господа, – скороговоркой пробормотал я.
– Выходит, ты знаешь! И зная, ты пожелал стать мутантом. Ты – мой сын, совершил кощунство! Здесь! Перед твоим отцом! Что есть мутант?!
– Проклятый Богом и людьми, – автоматически проговорил я давно вызубренные мною слова.
– Так вот кем ты хотел стать?! Ну, отвечай же!
Я опустил глаза и ничего не сказал – отвечать было бесполезно.
– На колени! – скомандовал отец. – Всем на колени и молиться!
Вместе со всеми я опустился на колени. Голос отца звенел у меня в ушах:
– Мы виноваты перед тобой, Господь! Мы плохо втолковали твои заветы этому несмышленышу и просим тебя: даруй нам прощенье!
Казалось, этой молитве не будет конца. Затем отец молвил: «Аминь», – и все поднялись с колен. Я тоже поднялся и услышал его строгий голос:
– Ступай к себе и молись. Молись о милосердии Божьем, которого ты не заслуживаешь, но которое господь по своей милости, быть может, все-таки дарует тебе! Ступай! Я приду к тебе позже.
Читать и боятся, с тревожным ожиданием неминуемого плохого конца, приятно всю первую половину книги, кульминация тоже хороша, а вот развязка... вызывает много вопросов.
развязкаКомпания отклоняющихся от нормы молодых людей наконец вычислены и пускаются бежать в никуда. Внезапно! Добрая волшебница в голубом вертолете появляется из этого самого никуда с обещанием спасти. Спасает, но только главного героя, его сестру и невесту. А как же остальные? О том, чтобы поискать и вызволить двух пойманных и подвергшихся пыткам девушек никто не заикается. О переставшем выходить на связь Марке, решают, что он, наверное умер. Где-то, как-то, от чего-то. Осталась одна девушка в паре дней пути, но топлива нет, поэтому один из присутствующих заявляет, что отправится за ней. Автоматически предполагается, что улетать можно без них, зачем ждать? Если хотят к нам, пешком догонят.
Волшебница находит это очень трогательным:
– Это очень… очень далеко. Вам придется идти по страшной земле… Нет, это нереально, – сказала она.
– Я знаю, что далеко, – ответил Мишель. – Но, в конце концов, земля круглая, и наверняка есть другой путь.
– Даже если и есть, он тоже будет нелегок… И опасен, – предупредила селандка.
– Не опаснее, чем оставаться в Вакнуке, – пожал плечами Мишель. – Да и как мы можем остаться, зная, что на свете есть другое… Зная, что нам есть куда идти?! Если бы то, что с нами произошло, было случайностью… Если бы мы были простым отклонением от НОРМЫ… Но теперь! Есть ведь разница между обычным стремлением спасти свою шкуру и жизнью для чего-то, во имя чего-то!
Минуты две селандка молчала, потом подняла на него свои огромные, прекрасные глаза.
– Когда вы дойдете до нас, – сказала она, – вы можете быть уверены: для вас у нас найдется место, и принадлежать оно вам будет по праву.
А знаете, куда идти? Из Канады в Новую Зеландию! Без карт
Дело тут не только в том, что меня возмутило, как герои мало интересуются судьбой своих друзей, а в том, что между ними безостановочный телепатический контакт, и ранее в книге они заявляли, что связаны на невероятном сверхчеловеческом уровне в одно существо, и потерять одного из них — для каждого всё равно что отрезать кусок себя.
В книге много хороших идей, но все общества, включая прекрасное новозеландское далёко, по-настоящему жуткие и оставляют горькое послевкусие
***
16. Джейсон Фрайд, Дэвид Хайнемайер Хенссон. Rework. Бизнес без предрассудков. 2010 отзыв
Книга о том, как начать свой маленький бизнес и преуспеть. Сборник наивных, но рабочих лайфхаков, больше подходящих для тех, кто хочет создавать и продавать какое-либо программное обеспечение, как авторы.
15. Амели Нотомб. Косметика врага. 2001 ★ отзывПишет баронесса Нотомб так себе. Мог бы впечатлить сюжет: к ожидающему отложенного рейса пассажиру подсаживается незнакомец, и начинает донимать рассказом о себе, с каждым новым откровением делая ситуацию становится всё более пугающей. Крипота удалась, но развязка пошловата, на мой вкус
14. Сэмюэль Беккет. В ожидании Годо 1952 ★ отзыв
ну я понял, где надо было нащупать экзистенцию, но еще понял, что пьесы надо смотреть, а не читать
13. Роберт Хайнлайн. Имею скафандр — готов путешествовать. 1958 ★ ★ отзыв
Великолепный~ маленький роман для подростков от одного из отцов НФ. Эта та ролевая модель, которую вы захотите для своих детей: ГГ легко и просто рассказывает, что захотел пойти в хороший колледж, поэтому самостоятельно сел за учебники по математике того уровня, что не преподавалась в его провинциальной школе. Так же легко он рассказывает про то, почему считает, что лучше умереть, чем жить предателем, и легко он извиняется перед десятилетней девочкой, потому что злиться было глупо. + достойное количество науки и описание устройства скафандра от инженера Хайнлайна
Я не читал аннотацию, так что сюжет меня поразил. СюжетНу не глупо ли, мистер Генеральный секретарь? Парнишке легче попасть в Магеллановы облака, чем в колледж.
12. Мари Кондо. Магическая уборка. Японское искусство наведения порядка дома и в жизни 2011 ★ ★ ★ отзывМари Кондо — японка, "специалист по наведению порядка". Всю жизнь фанатеет от организации домашнего пространства и создала из этого своё дело. "Уборка" здесь, не в смысле наведение чистоты, а в смысле "выкинь лишнее" — и это буквально смысл книги в двух словах.)
Засовывая нос в книжку из топа скачиваний, думал, в общем, что меня это не касается. Мари рассказывает, как приходит в дом к клиентам, у которых из-под барахла не видно пола, или куча вещей хранится на кровати, перекладывается на время ночи, и возвращается обратно утром. Разве у меня есть такая проблема? У меня вещи нигде не валяются, мусор не копится, одежда не висит на мебели. У каждой вещи есть своё место, однажды выбранное в процессе принятия рационального решения. Чтоб вы понимали: на краю ванной не должно стоять никаких бутылочек, кроме геля для душа, перелитого в стеклянную бутылку. Все мои документы хранятся в трех папках разных цветов, расположенных в шкафу возле выхода, чтобы можно было забрать важнейшие документы в случае экстренной эвакуации. Ну и так далее
Я не самый аккуратный человек, и бутылки таки кочуют на край ванной, на открытых горизонтальных поверхностях заводятся провода от зарядников, а некоторые предметы днями ждут своего возвращения на место. Но это ведь не показания для вызова специалиста по уборке, да?) К тому же я знаю удовольствие от выхеривания барахла на помойку, и я регулярно переезжал, так что суть метода МариКон "выкинь лишнее" меня вроде тоже не касается? Но оказалось... нет предела совершенству *____*Моя богиня:
Я не вижу особого смысла пересказывать ништяки из крошечной книжечки (Вертикальное хранение!), проще прочесть самому. Правда, вынужден констатировать, что отМариКонил только один шкаф, в угоду зуду в руках, ибо Мари говорит: делать всё за один раз, а у меня, ну да, нет выходных, я уже ныл про это. Планы на июнь: 1) написать гениальный роман 2) убраться в квартире.
цитатыМой основной принцип сортировки документов – выбросить их все. Мои клиенты лишаются дара речи, когда я это говорю, но нет ничего более раздражающего, чем бумаги. В конце концов, радости от них никакой, как бы тщательно вы их ни хранили. По этой причине я рекомендую выбрасывать все, что не подпадает под три категории: используемые в настоящие время, необходимые в течение ограниченного периода времени и те, которые необходимо хранить неограниченно долго.
***
Если спортивные штаны — ваша ежедневная экипировка, в конечном счете вы будете выглядеть так, будто в них родились, а это не слишком привлекательно
***
Во время процесса отбора, если наткнетесь на что-то, что не вызывает у вас радости, но вы просто не можете заставить себя выбросить эту вещь, сделайте паузу и спросите себя: «Из-за чего мне трудно избавиться от этой вещи – из-за привязанности к прошлому или страха перед будущим?»
***
Блюдо, полученное в подарок на свадьбу, которое до сих пор лежит в своей коробке наверху шкафа с фарфором. Брелок, который вам привезла как сувенир подруга и который так и лежит в ящике вашего письменного стола. Набор странно пахнущих благовоний, который подарили вам коллеги на день рождения… Что общего у всех этих вещей? Это – подарки. Человек, важный для вас, потратил свое драгоценное время, чтобы выбрать и купить их для вас. Они являются выражением любви и внимания. Их просто невозможно выбросить, верно?
Но давайте обдумаем этот вопрос внимательнее. Большинство таких подарков остаются неразвернутыми или используются лишь один раз. Признайте это. Они просто не соответствуют вашему вкусу. Истинное предназначение подарка – быть принятым. Подарки – это не «вещи», а средство передачи человеческих чувств. Если смотреть на дело с этой точки зрения, то нет необходимости испытывать чувство вины, выбрасывая чей-нибудь подарок. Просто поблагодарите его за ту радость, которую он вызывал у вас, когда вы его получили. Конечно, идеальной была бы ситуация, в которой вы могли бы пользоваться подарком с радостью.
***
Первое, что я делаю, приходя домой к клиенту, – здороваюсь с его домом. Я преклоняю колени на полу в центре дома и мысленно обращаюсь к нему. После короткого знакомства, назвав свое имя, адрес и род занятий, я прошу помощи в создании пространства, где живущее в нем семейство сможет наслаждаться более счастливой жизнью. Затем я кланяюсь. Это безмолвный ритуал, который отнимает всего две минуты, но мои клиенты после этого порой смотрят на меня с удивлением.
Этот обычай вполне естественно вошел у меня в привычку, он основан на этикете почитания, принятом в синтоистских святилищах. Не помню точно, когда я начала его исполнять, но полагаю, что меня вдохновила атмосфера напряженного ожидания, которая возникает, когда клиент открывает дверь: она напоминает атмосферу, которую ощущаешь, входя в ворота храма и ступая на священную землю. Вам может показаться, что этот ритуал способен оказывать лишь действие, сходное с эффектом плацебо, но я заметила значительное увеличение скорости уборки, которое возникает после того как я его исполняю.
Кстати говоря, занимаясь уборкой, я не надеваю спортивные костюмы или рабочую одежду. Вместо этого я обычно одета в платье и блейзер. Хотя я иногда накидываю поверх них фартук, внешний вид для меня приоритетен по сравнению с практичностью. Некоторые клиенты удивляются и беспокоятся, что я могу попортить свою одежду, но у меня не возникает никаких сложностей с тем, чтобы двигать мебель, забираться на кухонные столы и заниматься другой активной работой во время уборки, делая это в красивом наряде. Это мой способ продемонстрировать уважение к дому и всему, что в нем содержится. Я считаю, что уборка – это празднество, специальный прощальный пир для тех вещей, которые уйдут из этого дома, и одеваюсь соответственно. Я уверена, что, если я окажу уважение вещам, которые выбираю для этой цели, и начну работу с приветствия дому, то дом с удовольствием расскажет мне, что больше не нужно этой семье и куда класть оставшиеся вещи, чтобы живущая в нем семья чувствовала себя в этом пространстве комфортно и счастливо.
11. xzombiexkittenx. Shark Tank 2014 ★ отзывТюремная АУ по Ганнибалу. (оказывается, до этого фика я не совсем правильно понимал, что такое АУ). Годный фик, с юмором, страдашками, сексом и классно схваченными эмпатией Уилла и комплектом бога Ганнибала. У фика интересная особенность: в жестоком мире фаннибалов, этот фик не потерял моральные ориентиры. Уилл проговаривает такие важные вещи как личные границы и yes means yes, Ганнибал говорит о гомофобии... И! Все эти мысли и слова! На фоне типичных больных ганниграмовских отношений с абьюзом, пытками, принуждением, психотравмами и стокгольмским синдромом
Странно, но тот факт, что автор проговаривает, что эти вещи не нормальны, сразу делает чтение в разы комфортней)Как полезно чтение фанфиков на английском! Я теперь знаю слово "anthropophagolagnia"
10. Крис Бэти. Литературный марафон. Как написать книгу за 30 дней. 2004 ★ отзыв
National Novel Writing Month — nanowrimo — это ежегодный литературный марафон, участники которого обязуются за месяц написать 50 000 слов. На марафоне были написаны, например, "Воды слонам" и "Ночной цирк". В книжке автор рассказывает, как это придумалось, как это работает, и зачем это надо. Если вы что-то пишете, книгу прочитать стоит))
9. Поль Фурнель. Читалка. 2012 ★ ★
отзывМаленькая, горькая, блестящая, остроумная. В пересказе сюжета теряются смыслы, поэтому я просто оставлю пару цитат.
о самой книге:
Этот текст написан по принципу секстины — поэтической формы, придуманной в XII веке трубадуром Арнаутом Даниэлем. В ней соблюдается определенное количество строф и чередование рифмованных слов в конце каждой строфы. В конце каждой главы согласно классическому спиральному принципу секстины повторяются одни и те же слова: в данном случае «читать», «крем», «издатель», «ошибка», «я» и «вечер».
Строфы секстины имеют заданный объем. В каждой из них количество знаков постепенно уменьшается (тающий снежный ком): в первой строфе 7500 знаков с пробелами, во второй — 6500; и так далее до шестой, в которой 2500 знаков с пробелами. Общее количество знаков — 180 000, включая пробелы.
цитаты***
Артишок — овощ одиночек. В компании есть его трудно, но когда ты один — это воистину пища богов. Медитативный овощ, предназначенный для настоящих гурманов. Вначале твердый и плотный, затем понемногу все более мягкий и нежный. Постепенно зеленоватый оттенок бледнеет, переходя в соломенный, открывающийся взору за последним из остроконечных фиолетовых лепестков. Уксусный соус подчеркивает нюансы вкуса каждого следующего слоя. Темп продвижения выбираешь себе сам. Артишок тебя не торопит. Можно по несколько минут держать во рту каждый листик, пока язык не ощутит горечь; можно, напротив, вонзить зубы в основания нескольких листиков сразу и отхватить добрый кус плотной мякоти. Для артишока существует лишь одно табу — спешка. Этот овощ диктует свои правила этикета. Затем наступает миг развлечения — ты удаляешь внутренние волокна. Прижимаешь их большим пальцем и аккуратно срезаешь ножом прядку за прядкой, в нежном, почти любовном содрогании, освобождая сердцевину от ее шевелюры. И вот она — награда: с помощью вилки и ножа ты проникаешь в сердце артишока, молясь про себя, чтобы взрастивший его садовник не оставил в нем ни намека на мучнистый привкус.
Оказывается, мадам Мартен успела поставить на стол мисочку с дополнительной порцией соуса, смягченного чайной ложкой сметаны.
***
— Ну это просто читалка. Электронная книга, вроде айпада, что ли… Он сказал, что загрузил в нее все рукописи, которые вам нужно прочитать за выходные, чтобы не таскать тяжести. Хотите, покажу, как ею пользоваться? Вот, смотрите, это экран, а на нем — все ваши рукописи. Они хранятся на виртуальных книжных полках. Дотрагиваетесь до какой-нибудь одной, и она тут же открывается. Ух ты, да их тут целая куча. Не представляю, как вы все это прочтете за два дня. Вот, глядите, текст открывается.
— А как же их перелистывать?
— Нажмите пальцем вот здесь, в нижнем углу, и появится следующая страница.
— Как в настоящей книге?
— Ну да, это специально так придумали. Пошли навстречу старичкам. Когда все забудут, что на свете были бумажные книги, еще удивятся, зачем эта опция. Можно же проматывать текст по вертикали. Скроллингом. Так гораздо удобнее…
— То-то Керуак обрадуется.
Это имя не вызвало у нее никакой реакции.
— Простите, месье, но мне надо бежать. У меня сегодня самолет. Не читайте слишком много!
— В мои-то годы…
Она поднялась и ровно через секунду исчезла за дверью, аккуратно прикрыв ее за собой, а я попытался приручить читалку. Она была черная, холодная, враждебная. Я ей не нравился. На гладкой поверхности не торчало ни одной кнопки. Ни ручки, ни петли, чтобы носить в руке, как папку или портфель, — только хайтековский шик, стильный, как загорелый швед. Черный матовый или блестящий — по выбору — экран. Все обтекаемое, тонкое, стеклянное, невесомое (я прикинул на ладони).
Читалка на флибусте. Йо-хо-хо и бутылка книжек. Наслаждайтесь.
8. Питер Уоттс. Три рассказа. отзыв
Сначала я прочитал якобы написанный для русского издания "Ложной слепоты" рассказ "Боги насекомых" и, оглушенный, немедленно пошел на Лабиринт, заказать обе вышедшие книжки серии. Дорогие, в простоватых суперобложках и на паршивой бумаге. Может поэтому они на полках в книжных стоят затянутые в пленку? Чтобы ты страницы не пощупал? Зато стоит это новое издание "Слепоты" на столе с бестселлерами. Любопытно, за четыре года туда забралась. Не слишком умная и странная, чтобы так продаваться? Я не знаток НФ, но я бы назвал Уоттса лучшим автором сейчас. Он невероятен. Вот, что случается, когда доктора наук приходят в художественную литературу:
Однажды я беседовал с человеком, который разделил сознание с осьминогом.
читатьМне казалось, история будет не слишком пугающей. Идентичность имеет критическую массу, и, слившись с роем в миллион мозгов, ты становишься нейроном в общей сети, максимум ее незначительной частью. Думает ли о себе обонятельная луковица? Будет ли требовать голоса зона Брока? Рои не просто ассимилируют личность ― они ее уничтожают. Их не просто так запретили на Западе.
Но осьминог? Беспозвоночное, хваленый моллюск! В столь крохотном разуме нельзя потеряться. Я мог бы и сам попытаться сделать нечто подобное ради исключительно вуайеристского восторга, шанса увидеть мир чужими глазами.
Правда, такие мысли приходили мне в голову до встречи с Гуо..
Мы договорились повидаться во время обеда в Стэнли-парк, хотя заказывать ничего не стали. Рассказывая о том, что с ним случилось, Гуо даже мысль о еде не мог переварить. Я так понял, он немало размышлял о произошедшем; беседа с Гуо больше походила на интервью с пугалом.
По его словам, это был простой интерфейс для простой системы ― гигантского осьминога, освобожденного из изолированной колонии в заливе Якина и оснащенного межмозговым интерфейсом, обернутым вокруг его собственного мозга подобно паутине. У Гуо имелся такой собственный: искусственно выращенная сетка, пронизывающая мозолистое тело, ― парень убивал «облака» в Гуандонге. Протоколы совпадали не полностью, но их можно было подкорректировать.
― И каково это ― быть осьминогом? ― спросил я.
Гуо молчал какое-то время. Казалось, он не столько собирался с мыслями, сколько боролся с ними.
― Нет такого существа, как осьминог, ― наконец тихо произнес Гуо. ― Они все... колонии.
― Колонии?
― Их руки, щупальца... ― Его адамово яблоко подпрыгнуло в горле. ― Отвратительные ползающие щупальца... Ты знаешь,штука, которую у него называют мозгом... на самом деле это вообще ничто. Кольцо нейронов вокруг пищевода, по сути, роутер. Большая часть нервной системы находится в щупальцах, и они... каждое из них имеет собственное сознание...
Я дал ему время.
― Люди часто говорят про их глаза, ― продолжил Гуо, помолчав. ― Типа как удивительно, что у животного без позвоночника глаза прямо как у нас и даже лучше. А как осьминоги меняют цвет и сливаются с фоном! Казалось бы, глаза при таком раскладе должны различать, где перед,где центр.
― Казалось бы, да.
Гуо покачал головой:
― Это не просто... рефлекс. В смысле, может, в этом нейроновом бублике где-то есть свет, и, по идее, он должен быть, но по какой-то причине интерфейс не имел доступа к этой части. Или так, или его заглушили...
― Щупальца, ― напомнил я.
― Они не видят. Не так, как мы. ― Гуо закрыл глаза. ― Есть нечто, похожее на размытый мутный свет. Ты словно ощущаешь... мозаику через кожу, если сильно сосредоточиться. Но, по большей части, все химическое. Вкус и прикосновения. Присоски чертовы, их сотни! Они будто языки и постоянно двигаются. Представь, как тысячи языков корчатся по всему телу, пульсируют в кишках и мускулах, вылезают из кожи целыми скоплениями, как... голодные паразиты.
Я попытался представить, но особенно не старался.
― Теперь умножь все это на восемь. ― Гуо вздрогнул. ― Восемь корчащихся тварей, и от каждой несет, каждая прогнила насквозь вкусами, запахами и... прикосновениями. Плотность чувствительных нервов... омерзительна. Другого слова я не могу подобрать. И каждое из щупалец обладает самосознанием.
― Но они такие маленькие. ― Мне было интересно и в то же время неприятно. ― По числу нейронов ты опережаешь осьминога раз в триста, и неважно, сколько его частей функционируют одновременно. Они же не могут поглотить тебя, как Разум Мокши, например. Скорее наоборот.
― О, ты совершенно прав. Они тебя не проглатывают, вовсе нет! Они лезут внутрь и заражают. ты чувствуешь, как они ползают в твоем мозге.
Мы оба какое-то время не могли произнести ни слова.
― А зачем ты это сделал? ― наконец спросил я.
― Черт его знает, ― издал Гуо горький смешок. ― Почему кто-то что-то делает? Наверное, хотел узнать, каково это.
― И тебе никто не сказал,что ощущения будут... не из приятных?
Гуо отрицательно покачал головой:
― Сказали, такт бывает не у всех. Уже потом. пытались даже обвинить меня, заявив, что мой интерфейс не отвечал минимальным стандартам совместимости. Но думаю, меня просто пытались остановить.
― То есть?
― Я убил эту тварь, разорвал голыми руками. ― Гуо сверлил меня глазами, черными и пустыми, без капли раскаяния. ― До сих пор возмещаю убытки.
Вторым рассказом был самостоятельный "Остров", маленькая НФ повесть, пронизанная безнадежностью, и заставляющую поставить фигурку Уоттса еще выше на олимпе авторов, куда-нибудь, поближе к Рэю Брэдбери, несмотря на хромое письмо такого естественнонаучного и совсем не гуманитария Питера. "Остров" — лютый рек, не зря я здесь Брэдбери упоминаю.
Третий рассказ "Полковник", я прочёл уже когда пришли мне мои книги. Вот он уже пустоват, явно написан, чтобы заполнить вселенную "Ложной слепоты" в ожидании выхода следующей книги серии.
7. Михаил Шишкин. Письмовник. 2010 ★ ★ отзыв
Отличная книга. От литературы 21 века не знал чего ждать: если повествование линейное, как школьное сочинение, старомодное, то автора хочется спросить, ты что, мол, в 19-ом веке застрял? С другой стороны, и авангард, и модерн, и постмодерн уже тоже находки века прошедшего. Так как же должен выглядеть роман 21 века? Шишкин пишет эпистолярный роман со сдвинутым временем. Что он такое сотворил со временем и зачем, я понял, только когда дочитал.
Роман про человеческую судьбу (не в фаталистическом смысле, а про жизненный путь). Про жизнь читать мне тоскливо: я молодой, и мне хочется чего-то необыкновенного в человеческом существовании, а вот это простое и узнаваемое, как оно и бывает, вызывает экзистенциальную скорбь по смыслу жизни. Про смерть нормально, хотя все эти сказки, что взрослые любят себе рассказывать, мне никаких струн не трогают, но для чего еще искусство, как не для осмысления собственной смертности?
А она совсем не такая, ей все легко. И видит все по-другому, и чувствует. Никому это объяснить невозможно, а ты поймешь. Вот, например, утром, еду на работу. Жду трамвая, и от ледяного ветра на глаза навернулись слезы, щеки обожжены. Замерзшая толпа на остановке угрюмая, молчаливая. Не то люди, не то тени. Трамвая все нет, а может, и не будет вовсе. Приплясывают, отхаркиваются, досыпают стоя. Тоже закрываю глаза, чтобы на все это не смотреть.
А она смотрит, но видит что-то другое.
Поземка раскоса. На снегу звездки. Деревья и провода за ночь обросли инеем на палец. Помойка — и та заневестилась.
А вокруг толпы на остановке густые клочки — душа разлетается самосевом. Трамвай подходит гремя, кренясь, тенькая. Пером соскабливает с проводов искры.
***
Читал когда-то переписку Абеляра и Элоизы, и меня тогда впервые поразило, что есть известные жертвы, и есть неизвестные. Вот с Абеляром произошло несчастье, его грубые жестокие люди оскопили. И весь мир с тех пор сотни лет его жалеет. И еще сотни лет будет жалеть. А в том же письме он рассказывает, что тех, кто его истерзал, схватили, причем один из них был его слуга, который жил у него годы. Представить только, как же по-скотски надо было относиться к своему слуге, чтобы он так тебе отомстил? Так вот, этих не только оскопили в отместку, но еще и ослепили. И никто их не жалеет и не вспоминает о них, хотя им еще больше страдать пришлось.
Переписываю эти списки и думаю — этих ведь тоже никто никогда не пожалеет.
Помнишь, как назвали своего сына Элоиза и Абеляр?
Астролябий.
И что потом с этим Астролябием стало? Тоже ведь, наверно, хватило бы на целого Гамлета. Но никто не напишет. Кому он нужен? Кто его вспомнит?
Ну вот, я вспомнил его и пожалел. Может, он умер, не мучаясь.
6. Александр Маркин. Дневник. 2006-2011 ★ отзывЖЖ за 2006-2011, отпечатанный на хорошей бумаге и вошедший в шорт-лист премии Андрея Белого и Литературной премии НОС за 2011 год. Я получил колоссальное удовольствие.
Возвращался домой на велосипеде, свернул в какой-то переулок, думал срезать дорогу, проехал три дома и оказался у закрытых ворот кладбища, поехал назад, проехал ещё три дома в другую сторону и оказался у себя. Кладбище всегда ближе, чем ты предполагаешь.
5. Валерий Печейкин. Моя Москва ★ отзыв
Авангардная пьеса про современные ценности. Герои изначально говорят на шокирующе деградировавшем, убогом русском языке, и мне больше всего понравилось ощущение, вызванное переходом героев на обычный русский — ощущение, что большой разницы, скачка, провала, между ступенями полного интеллектуального и этического упадка и "обычным" положением дел, в общем-то, и нет. Но это, конечно, личная интерпретация, связанная больше с темами моих последних размышлений, чем с пьесой
4. Андрей Платонов. Котлован. 1930 ★ ★ отзыв
Хотел бы иметь волю удержаться от сравнения, но нет — русский Кафка. Этот язык из советских неологизмов и канцелярита великолепен, и, хотя отчуждает персонажей от жизни, и смерти, и всего человеческого, всё равно не мешает автору стоить сцены экзистенциального накала ("отчужденный" Чиклин спокойно ложиться спать на столе между трупами товарищей, и он же копает могилу в сильнейшей сцене развязки)
Кровь и плоть, главная книга СССР
3. Александр Ильянен. И Финн. 1997. ★ отзывПошла у меня в этом году литература XX века. Правильная такая, не притворяющаяся, что Джойса, Гертруды Стайн и Вирджинии Вульф не существовало, и не пишущая, как в XIX веке. Модернизм для меня — как полка, до которой надо дорасти (почитав достаточно на полках пониже, докуда руки уже дотягиваются)
отрывок Если б я писал коротенькое эссе о собственном сочинении ( Абориген и Прекрасная туалетчица ) то признался: весьма слабое и подражательное сочинение. Обидно все-таки, что не так поймут. И подумают вправду, что слабое. Ведь я искренне не нарушал заповеди: не подражай. А если кому-то покажется похожим на что-то: пусть первым бросит в себя камень! Было бы обидно быть высеченным, ведь у меня полупочтенный возраст, ведь мне не четырнадцать лет. Вот извиняюсь, вместо того чтобы критически о себе написать. Как кстати не сделал бы Аполлинер, писавший о себе статьи в апологетическом духе. Ай м сорри. После протопопа Аввакума, Джойса, Пруста, Кафки, Паунда, Селина, Натали Саррот, Маргерит Юрсенар, Клода Симона, Мэтра, Целана Пауля, Тракля Георга и других остальных (Лимонова пар экзампль) и иже с ними какую стихо-прозу можно (должно?) писать. Риторически медитирую. Без досады. Альтруистически. По-пушкински: светло-грустно. Жалкое и смешное зрелище этот мой роман.
(Жалобы чухонца).
Но читая роман с враньем: со множеством лукавства и травести и аллюзий, презирая (т.е. абстрагируясь от автора) попробуйте сжалиться или проявить сочувствие к действующим лицам, т.е. героям и эпизодическим.
И милость к падшим...
***
В поезде как еврей разворачиваю свою Тору с воспоминаниями. Вот с маман возвращаемся с сельского кладбища, заходим в деревню, где проводили все летние сезоны. Заходим в избу, где живут приехавшие из Москвы бывшие деревенские. Самовар, как принято, всякие пироги и угощения. Разговоры. Шарман! Как в России! А не как в этнографическом музее: прялки там всякие, рушники вышитые и люльки под потолком, да грабли в сенях. Новомосковские жители приехали на родное пепелище: знакомая картина. Грустно и светло, ей Богу. Вот, говорят, только образ зимой украли. Да, смотрю в пустой угол, Николая Чудотворца в красивом окладе нет на привычном месте.
Пахнет тем же, что и маркиз де Кюстин учуял: овчиной, сеном, кажется кислой капустой? Хорошо после кладбища посидеть вот так за самоваром, послушать старушку...
Перед отъездом маман устраивает сцену: моралите бесконечные. Как мой начальник. Мания учить и воспитывать: забывают, что возраст у меня безнадежный.
Ха-ха, вторая подряд книга, 40-летний автор которой описывает отношения с 20-летним мальчиком (у Реве и Мышонка было 46/23)
прекрасный отрывока далее записано пель-мель: т.е. частично по-франц., частично по-русски.
Рембо-мальчишка написал: учиться счастью, которое все равно не избежать.
Познание самого себя (в сократовском смысле, буквально - фр.) В любви, например. Кузмин: не так ложишься мой Али (фр.) Браво! Ласки: в подъездах на лестницах, на чердаках и подвалах. В бане, разумеется. Но слез печальных не стираю! (Пушкин, кажется) Мэтр написал (а я повторяю как иде фикс): у меня нет учеников. Раз нет - значит я не ученик. Равви, равви! Как он может научить? Как я могу научиться? Это к счастью невозможно.
В служебном уединении уподоблялся Сократу, задавая себе вопросы. Опять же о странностях любви спрашивал себя и отвечал, или изумлялся не зная ответа.
Кто-кого: вот не гамлетовский вопрос. Маркиз де Сад, например, действовал известным образом (читайте и изучайте его жизнь - поучительно). Как поступал Уайльд - можно предположить. Но нет определенности. От этого у спрашивающего - тоска.
Сашенька удивлялся, когда я расспрашивал о всех подробностях любви: с артистиком, майором, эпизодическим мальчиком. Что он предпочитал, что любили его спутники (спутник - выдуманное слово, партнер - пошлое, любовник - книжное). Хоть так. Ласки: разнообразные как в Кама Сутре? Феллацио? - Не знаешь, что такое? Смеясь: как тут бедного Мольера не вспомнить про прозу! Феллацио это - то-то и то-то. Известное и классическое! 69? С артистиком? Это гармоничная поза, но и партнеры (извините опять не знаю перевода!) должны быть гармоничные. Содомические отношения мне не нравятся: не знаю почему. В этом есть какой-то грех, о котором еще предупреждали праотцы в Писании. Пар экзампль: не ложитесь с мужчиной как с женщиной. Голубчик же считает, что это апофеоз любви. Нет, мон шер, общего языка нам не найти. Вот - шип любви! Но кто не любит роз! Разве что те, кто живет всю жизнь среди полевых цветов.
Конечно, для гармонии кто-то должен себя отдавать, а кто-то должен страстно брать. В совершенном виде, идеально-греческом. Но бывают случаи: когда брать не хочется всего, или же отдаваться полностью нет желания. Но и в частичном можно достичь гармонии: известно эмпирически. (так я рассуждал, пока текли часы службы). Для иллюстрации такие сцены: Сашенька с нежным незакаленным телом, юноша в душе (несмотря на возраст - 20!) шепчет пар экзампль: я тебя хочу! Наивный! Где это видано, чтобы офицер мог отдаваться!
Что подумала про себя Ирина Львовна, когда зашла в комнату, где мы спали с голубчиком?
2. Герард Реве. Язык Любви. Милые мальчики. 1972, 1973 ★ ★ ★ отзывПервую читал года четыре назад
Теперь алгоритм ясен: если так хорошо отрекомендованная книга не производит впечатления — подрасти и перечитай!
Мысленный поток автора, не прерываемый ни делением на главы, ни даже окончанием одной книги и началом следующей. На трёхстах страницах Герард лежит в кровати со своим мальчиком, потискивая его (спойлер: мальчик из постели вылезет!), пока его речь, устная и мысленная, течет от воспоминаний к сексуальным фантазиям, от фантазий к воззваниям к Богородице и мыслям о смерти.
— Очень многие поэты допились до смерти, — счел я необходимым просветить общество. — Жерар де Нерваль, Герард ден Брабандер, Герард Слауэрхофф, Герард Блум, Жерар Верлен и так далее.
— Верлен… Жерар?
— Это его второе имя; Рембо его всегда так называл
1. Агота Кристоф. Толстая тетрадь. 1986 ★ ★ ★ отзыв"Трилогия близнецов": Толстая тетрадь (1986) - Доказательство (1988) - Третья ложь (1991), издаваемая в России под одной обложкой и одним названием.
Исходя из двух ложных посылок (думал, что "Агота Кристоф" - псевдоним, а книга написана в последнее десятилетие), я совершенно не ожидал того великолепия, что нашел. Можно обожать одну первую повесть, собственно "Толстую тетрадь", дневник 10-летних близнецов, с его засасывающим синтаксисом детской книжки и этим пьянящим "мы": "мы сказали", "мы знаем", вызывающим невозможную тоску по своему нерождённому близнецу. Хотелось когда-нибудь иметь однояйцевого близнеца? Это же чудо, одно ДНК - один человек разделенный на две как бы отдельные формы. К тому же, разделенное безумие — уже не инаковость, а вроде норма в вашей маленькой группе. Один - психопат, двое - семья (как доктор Лектер прописал)
Однажды в жаркий день мы сидим около фонтана, куда приходят за водой люди, у которых нет своего колодца. Совсем рядом мальчики старше нас лежат на траве. Здесь, под деревьями, около текущей без остановки воды, прохладно.
Приходит Заячья Губа с ведром и ставит его под трубу, из которой течет тонкая струя воды. Она ждет, пока ведро наполнится.
Когда ведро наполняется, один из мальчиков встает, подходит и плюет в него. Заячья Губа споласкивает ведро и снова ставит его под трубу. Теперь она не ждет, пока ведро наполнится, она наливает его до половины и пытается поскорее уйти.
читать дальше
Один из мальчиков бежит за ней, хватает ее за руку и плюет в ведро.
Заячья Губа говорит:
— Да перестаньте вы! Мне надо принести чистой воды, которую можно пить.
Мальчик говорит:
— Но это чистая вода. Я только туда плюнул. Ты же не станешь говорить, что мой плевок — это грязь! Мой плевок чище всего, что есть у вас в доме.
Заячья Губа выливает воду из ведра, она плачет. Мальчик расстегивает ширинку и говорит:
— Соси! Если отсосешь, дадим тебе налить ведро.
Заячья Губа нагибается. Мальчик отходит назад.
— Ты думаешь, я суну его в твой поганый рот? Скотина!
Он ударяет Заячью Губу в грудь ногой и застегивает свою ширинку.
Мы подходим к ним. Мы помогаем Заячьей Губе встать, берем ведро, хорошо его прополаскиваем и ставим под трубу фонтана.
Один из мальчиков говорит остальным двоим:
— Пошли, позабавимся в другом месте.
Другой говорит:
— Ты что? Сейчас-то и будет самое веселье.
Первый говорит:
— Брось! Я их знаю. С ними лучше не связываться.
— Не связываться? С этими недоносками? Сейчас я их сделаю. Увидите!
Он подходит к нам, собирается плюнуть в ведро, но один из нас делает ему подножку, другой бьет мешком с песком по голове. Он падает. Он лежит на земле, без сознания. Остальные двое смотрят на нас. Один делает шаг в нашу сторону. Другой говорит.
— Берегись! Эти сволочи способны на все. Один раз они мне раскроили камнем висок. Еще у них есть бритва, и они не раздумывая пускают ее в дело. Зарежут тебя и глазом не моргнут. Они совсем ненормальные.
Мальчики уходят.
Мы протягиваем Заячьей Губе полное ведро.
Она спрашивает:
— Почему вы сразу же не помогли мне?
— Мы хотели посмотреть, как ты выпутаешься.
— Что я могла сделать против трех здоровых парней?
— Швырнуть им ведро в голову, расцарапать лицо, дать ногой по яйцам, кричать, вопить. Или убежать и вернуться потом.
Так вот, можно любить одну первую книжку, а можно всю трилогию, в которой каждая последующая книга самым прекрасным образом отрицает и уничтожает существование предыдущей. Во второй уже нет синтаксиса страшной сказки, но еще осталась её злая атмосфера, в третьей уже остаётся только мрачная пустота бессмысленно, безрадостно и безысходно прожитых жизней.
Хоть совершенно великолепна только первая, трилогией они тоже сильны
@темы: книги, книги-2016
10.07.2016 в 23:01
Не исключаю, что из-за влияния этого романа вся латинская америка исключительно магический реализм и пишет нам примерно так и говорили на лекциях о латиноамериканской литературе
10.07.2016 в 23:03