[dont-hurt-me-please]

Неожиданно отец Андрей встал, подошел к Мамуту и замер, теребя пальцами крест.
— Дмитрий Андреевич, я... прошу у вас руки вашей дочери.

Все притихли. Мамут замер с непрожеванным куском во рту. Арина побледнела и уперлась глазами в стол.
Мамут судорожно проглотил, кашлянул.

— А... как же...
— Я очень прошу. Очень.

Мамут перевел взгляд оплывших глаз на дочь.

— Ну...
— Нет, — мотнула она головой.
— А... что...
— Я умоляю вас, Дмитрий Андреевич. — Отец Андрей легко встал на колени.
— Нет, нет, нет, — мотала головой Арина.
— Но... если вы... а почему же? — щурился Мамут.
— Умоляю! Умоляю вас!
— Ну... откровенно... я... не против...
— Не-е-е-ет!!! — завопила Арина, вскакивая и опрокидывая стул.

Но Румянцевы, как две борзые, молниеносно вцепились в нее.

— Не-е-е-ет! — дернулась она к двери, разрывая платье.

Лев Ильич и отец Андрей обхватили ее, завалили на ковер.

— Веди... веди себя... ну... — засуетился полный Мамут.
— Аринушка... — встала Саблина.
— Павлушка! Павлушка! — закричал Саблин.
— Не-е-е-ет! — вопила Арина.
— Полотенцем, полотенцем! — шипел Румянцев.

Вбежал Павлушка.

— Лети пулей в точилку, там на правой полке самая крайняя... — забормотал ему Саблин, держа ступни Арины. — Нет, погоди, дурак, я сам...

Саблин выбежал, лакей — следом.

— Арина, ты только... успокойся... и возьми себя в руки... — тяжело опустился на ковер Мамут. — В твоем возрасте...
— Папенька, помилосердствуй! Папенька, помилосердствуй! Папенька, помилосердствуй! — быстро-быстро забормотала прижатая к ковру Арина.
— От этого никто еще не умирал, — держала ее голову Румянцева.
— Арина, прошу тебя, — гладил ее щеку отец Андрей.
— Папенька, помилосердствуй! Папенька, помилосердствуй!

Вбежал Саблин с ручной пилой в руке. За ним едва успевал лакей Павлушка с обрезком толстой доски. Заметив краем глаза пилу, Арина забилась и завопила так, что пришлось всем держать ее.

— Закройте ей рот чем-нибудь! — приказал Саблин, становясь на колени и закатывая себе правый рукав фрака.

Мамут запихнул в рот дочери носовой платок и придерживал его двумя пухлыми пальцами. Правую руку Арины обнажили до плеча, перетянули на предплечье двумя ремнями и мокрым полотенцем, Лев Ильич прижал ее за кисть к доске, Саблин примерился по своему желтоватому от табака ногтю:

— Господи, благослови...

Быстрые рывки масленой пилы, глуховатый звук обреченной кости, рубиновые брызги крови на ковре, вздрагивание Аришиных ног, сдавленных четырьмя руками.

Саблин отпилил быстро. Жена подставила под обрубки глубокие тарелки.

— Павлушка, — протянул ему пилу Саблин. — Ступай, скажи Митяю, пусть дрожки заложит и везет. Пулей!

Лакей выбежал.

— Поезжайте к фельдшеру нашему, он сделает перевязку.
— Далеко? — Мамут вытащил платок изо рта потерявшей сознание дочери.
— Полчаса езды. Сашенька! Икону!

Саблина вышла и вернулась с иконой Спасителя.

Отец Андрей перекрестился и опустился на колени. Мамут с астматическим поклоном протянул ему руку дочери. Тот принял, прижал к груди, приложился к иконе.

— Ступайте с Богом, — еще раз склонился Мамут.

Отец Андрей встал и вышел с рукой в руках.
Владимир Сорокин. Настя.