Вера Павлова

[dont-hurt-me-please]

для Bastet Seimoore

Нежность не жнет, не сеет,
духом святым сыта.
Что же она умеет?
Только снимать с креста.
Тут не нужна сила -
тело его легко
настолько, что грудь заныла,
будто пришло молоко.

Ты любишь меня наотмашь
по дачным полынным обочинам.
Как сладко, кляня весь род ваш,
подмахивать этим пощёчинам
и пыльный листок полынный
жевать с травоядным усердьем,
чтоб крик журавлиный длинный
спать не мешал соседям.
*
Мы увидим небо с овчинку,
догадаемся, чья папаха.
Мы узнаем свою начинку
на разделочных досках страха.
Мы поймем: оправдаться нечем.
Мы заглянем в глаза воловьи
тихих ангелов междуречья,
грустных демонов послесловья.
Послелюбья нежнейшие нети!
И периною гробовою,
чтобы нас не увидели дети,
мы укроемся с головою.
*
Если всем существом вдохнешь,
выдоха хватит на «Отче наш».
Если всего себя отдаешь,
всего себя ни за что не отдашь.
Если каждой клеткой поешь,
ты - зам. поэта, его и.о.
Если все это вполне поймешь,
то уже не споешь ничего.
*
Мы любить умеем только мертвых.
А живых мы любим неумело,
приблизительно. И даже близость
нас не учит. Долгая разлука
нас не учит. Тяжкие болезни
нас не учат. Старость нас не учит.
Только смерть научит. Уж она-то
профессионал в любовном деле!..
*
А еще
брала в рот
лягушку – на спор, –
маленькую, с трудом пойманную в роднике,
вкусную-вкусную, как родниковая вода, вкусная,
как растаявший горный хрусталь...
Танька проспорила.
Лягушка таяла во рту,
вяло ворочаясь, словно второй
язык.
*
И я принимаю судьбу
и в рифму слагаю гимны ей,
когда ты мне пишешь на лбу
каленым железом: любимая.
*
В меблированных странах
меня бы поставили в спальне,
отразили в пяти зеркалах,
спеленали бы шелком...
А у нас, если встать у окна
и смотреть в него долго,
непременно заплачешь.
*
Всех стоматогинекологий
Мазох де Сад - в одной груди...
Не стой на болевом пороге -
входи.
*
Для развития дикции: молись за врага
с полным ртом выбитых зубов.
Для развития зрения: видишь врата?
Приглядись: на воротах видишь засов?
Для развития бицепсов: тяжек засов
и - для трицепсов - еще тяжелее дверь.
Для развития слуха: походка часов,
будильник. Просыпайся. Снам не верь.
*
Чело от волос до век,
до нижних: се человек.
А ниже, от век до плеч,
им овладевает речь.
А ниже, от плеч до пупка,
им овладевает тоска.
А там, от пупка до колен, —
томление, глина, тлен,
конец и начало всего...
А ниже нет ничего.
*
Зорю бьют. Избита в кровь заря,
и в штыки её встречают ели.
Птицы освистали звонаря
и осипших певчих перепели.
С веток свет стекает на траву,
и за воротник, и за ворота.
И стою, как дура, и реву,
словно я вот-вот предам кого-то,
словно это я, и только я
солнцу позволяю закатиться,
словно эта тьма — вина моя,
и она не скоро мне простится.
*
Дни стоят такие нежилые —
кто поставил, для чего стоят?
Чтобы птицы пререкались злые?
Чтобы с крыш ритмично капал яд?
Видишь? Видишь? Солнце загноилось,
как глаза слепого старика...
Что случилось? То, что не случилось,
не случилось ничего пока.
Но, боюсь, что этот век последний,
что последний век достался нам,
что слепого Иоанна бредни
прочитать придётся по ролям...